Гуляя по интернету, я частенько наталкиваюсь на форумы, где весьма фривольно люди делятся своими интимными секретами и рассказывают о своем сексуальном опыте. При этом самая обсуждаемая тема о том, как ЭТО было в первый раз. Я тоже на одном из таких сайтов оставила свой пост. Если вам интересно — читайте, вот он. Это мои воспоминания о событиях сорокалетней давности, когда я была еще совсем юной девой.
Я окончила первый курс пединститута, и мой папа предложил мне поработать вожатой в их ведомственном пионерлагере. В третьей смене. Вожатых постоянно не хватало, а мне, как будущей учительнице, не помешал бы педагогический опыт.
Лагерь находился на море, в Крыму. Туда надо было ехать поездом день, ночь и еще день. К составу подцепили четыре дополнительных вагона, в каждом разместилось по два отряда. Старшими в каждом отряде были двое взрослых — вожатый и воспитатель. Мне достался отряд старшеклассников — подростков, перешедших в десятый класс. Воспитательницей в нашем отряде была Роза Леонидовна, пожилая строгая дама. Она тут же взяла шефство надо мной, поскольку внешне я почти не отличалась от девчонок отряда, а один пацан даже успел дернуть меня за косу.
— Ты как со старшими обращаешься! — тут же одернула его Роза Леонидовна.
Узнав, что я вожатая, паренек стушевался и пробормотал извинения.
Вагон был плацкартный. Роза Леонидовна распорядилась, что она займет место в середине, где наш первый отряд граничил со вторым, а мне велела расположиться в конце вагона и наблюдать за порядком, чтоб дети не курили в тамбуре и подолгу не засиживались, особенно мальчики.
— А то, — шепнула мне на ухо воспитательница, — некоторые там не только курят, но и безобразиями занимаются.
Я заняла нижнюю боковушку, а надо мной сверху поселился Вова — щупленький очкарик, которому, видимо, суждено стать в отряде «мальчиком для битья» и козлом отпущения. Из-за этого мне его стало заранее жалко, и я решила опекать его и не давать в обиду. А Вова с первых же минут стал заглядываться на меня, и его взгляд был, я бы назвала, — вожделенным.
Ночью мне не спалось. Уже задремывая, я услышала сверху какие-то звуки — ритмичные чавкающие звуки. Что это? Вова проголодался и среди ночи сосет палец?
Я поднялась. В вагоне стоял полумрак: немного света пробивалось сквозь застекленную дверь из закутка перед туалетом. Вова лежал на боку, спиной к проходу, накрывшись с головой одеялом. А чавкающие звуки доносились вовсе не от лица его, и в том же месте шевелилось одеяло. Меня осенила догадка: Вова занимался «безобразиями» не в туалете, а тут, под одеялом. Это открытие поразило и возбудило меня. Я знала из специальной литературы, что многие мальчики занимаются онанизмом. Сама не знаю почему, я испытывала к таким мальчикам волнительный и притягательный интерес. Я не считала онанистов извращенцами, они мне просто казались людьми застенчивыми, утонченными и ранимыми.
С этого момента я прониклась к Вове еще большей теплотой, душевной нежностью и взаимопониманием. Ведь я и сама грешила мастурбацией, занималась ею давно и регулярно и страшно стыдилась этого — не приведи господь, кто-нибудь узнает. Чтобы не помешать Вове, я тихонько легла на свое место, да еще и огляделась вокруг — нет ли поблизости кого, кто бы мог спалить Вову. Но всё было спокойно, народ спал, а от возбуждения моя рука сама потянулась к клитору. Я старалась делать это тихо-тихо, почти не дыша...
* * *
В отряде было семнадцать человек — восемь девочек и девять мальчиков.
— Если тебя считать за пионерку, то, как раз, поровну, — пошутила Роза Леонидовна.
Мальчишки проявляли ко мне весьма недвусмысленный интерес, особенно Валера, тот самый, что дернул меня в поезде за косу. Он даже попытался зажать меня в углу и облапать, но получил по мордасам и больше попыток не повторял. Однако продолжал плотоядно зыркать на меня. С одной стороны мне льстило внимание, с другой — напрягало проявление такого нескрываемого животного влечения самца к самке. Особенно это было заметно на пляже во время купания — в плавках Валеры твердым валиком выделялся возбужденный член, прижатый к животу эластичной тканью. Этот валик не оставался незамеченным и девочками. Они шушукались между собой и хихикали, видимо, обсуждали, на кого у Валеры стояк.
Вова тоже постоянно на меня поглядывал, но делал это робко и все время краснел. Особенно он краснел, если я поправляла ему галстук или воротник рубашки, или прицыкивала на девчонок, которые вечно пытались его дразнить, а Вова не знал как им ответить.
Однажды Валера с Вовой подрались. Возможно, драка вышла из-за меня, ведь Вове я старалась уделять больше внимания, а Валеру отшивала. Короче, Валера поколотил Вову и разбил ему очки. У Вовы сильная близорукость, без очков он, по выражению Розы Леонидовны, и ложку ко рту не поднесет.
— А запасных нет? — участливо спросила я, обнимая мальчика и протирая ему ссадину на скуле наслюнявленным носовым платком.
— Не-а. Их вообще только на заказ можно сделать…
Я отвела его в изолятор, и врач дала нам направление к окулисту. На следующий день после завтрака мы рейсовым автобусом отправились в город. В поликлинике окулист выписал рецепт, мы сделали заказ в оптике, там велели зайти через два-три часа.
Мы отправились гулять по городу и сами не заметили, как вышли к морю и брели вдоль пустынного берега. Я сняла босоножки и шла босиком.
— Уф! — я стерла со лба пот. — Жара!
— Ага, — согласился мой кавалер. — Искупаться бы...
— За чем же дело стало? Море рядом.
— У меня плавок нет.
— И что такого? Я тоже без купальника. Никогда голым не купался?
Вова покраснел как пионерский галстук. Я рассмеялась.
— Вон за тем валуном у самого берега разденемся и в воду голышом! Согласен?
Мы разделись по разные стороны валуна. Я вошла в море первой. У берега было мелко, волны небольшие. Я побежала, взметая брызги, с разбегу плюхнулась в воду. Обернувшись, увидела Вову. Он брел по колено, заслоняя причинное место руками, и деликатно не смотрел на меня. Чтобы не смущать мальчика, я отвернулась и поплыла.
Вова плавал поодаль, стараясь не приближаться ко мне. Очень стеснительный мальчик. Накупавшись, мы вышли из воды в обратном порядке. Я еще плескалась на мелководье, а к берегу брела Вовина астеничная фигура — узкие плечи, тонкие длинные ноги, тощая белая попка. «Он как девочка», — подумала я. Вова дошел до берега и обернулся. Ишь, осмелел! Я прикрыла грудь скрещенными руками.
— Эй! Не подглядывать!
Любопытная голова отвернулась, Вова скрылся за валуном. Впрочем, что он может разглядеть, без очков-то! Я вышла из воды.
— Я немного обсохну. Не хочу надевать платье на мокрое тело. Только ты не подглядывай!
— Да, хорошо, — согласился Вова.
Я разлеглась на гладкой, отполированной прибоем гальке и прикрыла лицо от солнца панамкой. Меня охватила истома, я даже, кажется, задремала. Но шестое чувство сработало, я открыла глаза. Вовка выглядывал из-за камня. Я моментально приняла сидячую позу, рукой загородила грудь, а остальной срам — панамкой. Вовка отпрянул на свою диспозицию.
— Ай, как нехорошо! — устыдила я его.
У меня аж запылали щеки. Мальчишка меня разглядывал! Фу, срамота! Но вдруг мне стало жаль Вову. Мальчика распирает любопытство. Он и так обижен судьбой — щуплый очкарик, девочки таких не любят. Кто знает, будет ли у него вообще подружка? И внезапно во мне проснулся бесёнок — возникло желание озорства. Даже не просто озорства, а чего-то такого скверного, распутного, недозволенного. В конце концов, мое тело, кому хочу — тому и покажу.
— Вов, ты что, никогда голой женщины не видел?
Молчание за камнем как утвердительный ответ.
— И что, очень хочется?
Сопение в знак согласия.
— Иди сюда.
На Вовке были семейные трусы в цветочек, как у волка из «Ну, погоди!» Он подошел согнувшись, полуприседя, видимо, стеснялся показать свой стояк.
— Ну вот, смотри. Что тебе интересно? — я убрала с груди руку. — Тут? Или там?
Я легла на спину и чуть раздвинула колени. Вова щурил близорукие глаза и буквально пожирал меня ими. Он приблизил лицо к моим гениталиям настолько, что я даже ощущала на лобке его горячее дыхание. И разглядывал в упор. От этого мне стало стыдно, я стиснула бедра, хотелось прикрыться совсем, но оживший бесёнок кричал во мне: «Не робей!»
— А попка у меня красивая? — я вышла из неловкости, поворачиваясь на живот. — Если хочешь, можешь потрогать.
Я вела себя как развязная шлюшка, хотя на самом деле была еще девственницей. Вова положил ладонь на мою ягодицу, смахнул прилипшие мелкие камушки. Потом наклонился и поцеловал мой «пирожок».
— Смешной ты, — я повернулась к нему. — А целоваться умеешь?
Я сама целовалась всего один раз, на студенческой вечеринке с таким же инфантильным очкариком. Я приподнялась, обняла Вову за шею и притянула к себе. Наши губы соединились. Легкий пушок на его верхней губе слегка щекотал, а мой язык улавливал соленый привкус морской воды. Киска моя потекла, а руки зудели — хотелось начать мастурбировать. А Вова вдруг осмелел, уложил меня на спину и начал устраиваться сверху.
— Эй, эй! Ты чего? Так мы не договаривались!
Я отпихнула его в сторону. Он был уже без трусов, я и не заметила, когда он успел их снять. Писюн его торчал кверху. Он был тонкий и длинный как карандаш и слегка искривлен влево. «Наверно от онанизма», — промелькнула мысль. Маленькие яички были прилеплены к нему как два грецких орешка. И лобок едва покрыт редкими волосами. Совсем сопляк, мальчишка, а туда же… Вон, сопит и хочет меня. И писька торчком торчит, аж подрагивает. Заметив мой взгляд, Вовка подтянул колени и зажал между ног свое хозяйство. Вид у него был растерянный и слегка обиженный. А я, наверное, совсем потеряла рассудок. Да, я девушка, но ведь когда-то надо. Почему не сейчас? Я легла на спину, раскинув колени, и поманила его.
— Ну ладно, давай!
Мальчик расширил глаза, не веря своему счастью, и почти шепотом просипел:
— Что? Можно?
— Иди, пока я не раздумала!
Вова навис надо мной и стал тыкать членом в промежность. Мне было приятно, я даже задвигала попкой. Вовка не попадал своим карандашом куда надо, а я уже сморщила носик, ожидая боль (все предупреждают, что первый раз должно быть больно). Я истекала соками, а Вова все тыкался, тыкался и никак не мог попасть. Я решила ему помочь, просунула руку меж нашими телами, нащупала член, сжала его и направила головку в самую дырочку. Да еще подпихнула. Писюн был тверденький, приятный на ощупь, мне даже не хотелось его отпускать, и я его несколько раз сдавила, ощущая в руке его твердость. И, видимо, переусердствовала — он начал извергать. Вошел в меня совсем чуточку, на полголовки и стал изливать. Прямо туда. Я все еще держала Вовкин писюн в кулаке и чувствовала, как он пульсирует, выталкивая семя.
Вовка испугался, вскочил на колени и отвернулся, окончательно смутившись.
— Вов, ты чего? — успокаивала я его. — Ну не расстраивайся. Первый раз, да? Я тоже, между прочим… У меня у самой никогда этого не было. Говорят же, первый блин комом.
— Вы, правда, не сердитесь?
— Смешной ты. После интимной близости к женщине на вы обращаешься. Да нет, конечно, на что мне сердиться-то?
Хотя, из-за отсутствия оргазма было некомфортно, тело требовало удовлетворения. Руки тянулись мастурбировать, но я стеснялась делать это при Вовке. В лагере мы почти две недели, а последний раз я кончила там, в поезде. Здесь мы спали в одной комнате с Розой Леонидовной, а сон у нее чуткий, поэтому я не решалась по ночам заниматься онанизмом. А там все зудело и требовало разрядки.
— Иди, Вов, одевайся. Я сейчас.
Чтобы кончить потребовалось лишь несколько раз сжать ладонь бедрами и слегка потереть клитор…
Всё! Я посмотрела на часы: ноги в руки и пора отправляться за очками. Я надела только платье, без трусиков. Теплый ветерок задувал под подол, щекотно шевелил волосы на лобке, холодил половые губки, на которых вновь проступила влага, потому что приятно было идти под руку с мальчиком, чуть было не ставшим моим первым мужчиной. С молодым человеком. Ведь разница-то у нас всего года два. Но я взрослая, я вожатая, а он — пионер…
С этого дня Вовка стал смелее, и даже давал отпор Валерке.
* * *
Смена подошла к концу, мы вернулись домой. Начались занятия в институте. Но меня беспокоил один вопрос — почему-то не наступают «трудные дни». К середине сентября я окончательно поняла, что залетела. Вовка, хоть и не проковырял мне дырку, но спустил прямо туда, а сроки были самые залетные. Итак, появилась дилемма — рожать или чиститься. Рожать, прямо скажем, рановато. Второй курс института, да и как дальше жить? Матерью-одиночкой? Или найти Вовку и обо всем рассказать? Но Вовка-то вообще десятиклассник, какой из него муж-отец? Нет, только аборт. Но каким посмешищем я буду выглядеть в женской консультации? Непорочное зачатие! Ха-ха!
Слышала, что некоторые девушки сами себя дефлорируют, но мне не хотелось совать туда всякую дрянь, лучше пусть это сделает естественный мужской инструмент. Вот только чей? Я стала подбирать кандидатов в институте, но пока ничего не складывалось. И вдруг, шла я как-то с лекций через парк и повстречала Валеру. Он первый узнал меня, заулыбался. Мы решили немного прогуляться, шли с ним под ручку по аллеям, болтали, вспоминали нашу смену. И тут меня словно бес кольнул: я увлекла его в дальний глухой уголок парка. Когда я убедилась, что кругом ни души, задала вопрос в лоб:
— Валера, я тебе нравлюсь?
— Ну, да, — промямлил он, не ожидая такой прямоты.
— Это хорошо, ты мне должен помочь.
Я запустила руки под юбку и принялась стаскивать колготки. Колготки тогда представляли большую ценность, снять их должна я сама, ибо не дай бог порвать. Валера смутился и отвернулся. Видимо, решил, что я собираюсь пописать. Я убрала в сумку колготки.
— Давай, Валера, смелее. Ведь ты хотел этого.
Я взяла его за руки и прислонила его ладони к своим бедрам.
— Ты… хочешь, чтоб я… чтоб мы…
— Да, да, Валера. И давай поскорей, пока я не раздумала.
Ложиться в траву в цивильной одежде мне не хотелось. Надо это сделать стоя. Я повернулась к нему задом, задрала (простите за грубое слово) юбку и положила его руки на резинку трусов. Он начал их потихоньку стягивать, а я потекла. Заводила пикантность ситуации. Тут, в парке, где нас могут увидеть, в одежде, раком, с пареньком, почти мальчиком… Я — шлюха!
Он спустил с меня трусики до колен, погладил бедра и ягодицы. А он может быть ласковым. А сначала казался грубым. Убрал с меня руки, видимо, расстегивает штаны. И вот моих бедер коснулся член…
— Куда можно? — шепотом, часто дыша, спросил Валера. — В попку?
— Не, не! Туда! — я нагнулась сильнее.
Похоже, Валера уже имел дело с женщинами. Уж не знаю, где научился — с уличной потаскухой или с шалавой из воровского притона. Он уверенно нашел куда вставить, но головка его уперлась в мое девственное отверстие. Хоть я обильно текла, но поднатужиться ему пришлось, чтоб пропихнуть. Я зажмурилась и закусила губу. Боль была резкая, но недолгая. Потом просто ощущение инородного тела внутри. Сначала было неприятно, я даже хотела вырваться, но понимала, что Валеру уже не остановить. Он крепко удерживал меня за бедра и совершал толчки, которые становились всё приятнее.
Я помогала себе пальчиком, натирая клитор, и кончила первой. Валера все еще трудился. Во влагалище делалось суше, двигаться там становилось труднее. Мне опять стало неприятно и больно. Я выпрямилась и сказала:
— Всё, хватит!
Валера вытащил член, не стесняясь меня, дрочил его, пока семя не брызнуло на пожухлую сентябрьскую траву.
Я первым делом осмотрела свои ноги. Сняла трусики, вытерла ими потеки крови вперемешку с влагалищным соком, и убрала их в сумочку.
— Ты целка? — удивился Валера, застегивая штаны.
— Да. Была.
— Тебе понравилось?
— Валер! Значит, так. Забудь то, что здесь сейчас было, ясно? Меня не провожай и встреч со мной не ищи.
Его глаза округлились от удивления, и даже задергались губы.
— И мы что, никогда больше…
— Нет, Валер. Всё. Пока.
Я быстрым шагом, почти бегом, направилась к выходу из парка. Второй раз в жизни я шла без трусиков. Во взрослом возрасте, конечно. Сентябрьский ветерок не сравнить с тем, южным, теплым. Под юбкой начинало мерзнуть. Не застудить бы.
Ну, вот и все, теперь не стыдно гинекологу показаться. Непорочное зачатие… Х-хе!
Около подъезда я встретила Вовку. Он держал в руке букет белых хризантем. Эх, Вовка, ну где же ты был полчаса назад? Дома у меня никого, пригласила бы тебя на рюмку чая, легли бы мы в кроватку, глядишь — и доделал бы то, что тогда не сумел. Теперь уж поздно. На чай не приглашаю, мне просто стыдно осчастливить тебя только что проковырянной дыркой. А просто так сидеть… Мне б сейчас подмыться тепленькой водичкой и побыть одной, погрустить об утерянной девственности.
Я приняла букет, чмокнула Вовку в щеку. Перебросились несколькими словами. Как адрес узнал? Так наши папаши, оказывается, в одном отделе работают. Долго болтать не стали, очень уж снизу под юбку поддувает. Сказала, что дела, тороплюсь, погулять не могу, нет времени. Пока-пока, я побежала.
Дома влезла под душ. Побаловала себя еще одним оргазмом, вспоминая, почему-то не Валерку, а Вовку. Припомнила и строки Есенина:
А потом не девушкой ты пойдёшь домой,
Превратишься в женщину с грустью и тоской,
И опять свидания не найдёшь со мной…
Через три дня я избавилась от беременности. А потом Вовка опять приходил с букетом. И я пригласила-таки его на кофеек. Про Валеру, конечно, ничего не рассказывала, а про беременность рассказала. И свалила все на врачей, что это они мне там расковыряли, пока чистили…
Я окончила первый курс пединститута, и мой папа предложил мне поработать вожатой в их ведомственном пионерлагере. В третьей смене. Вожатых постоянно не хватало, а мне, как будущей учительнице, не помешал бы педагогический опыт.
Лагерь находился на море, в Крыму. Туда надо было ехать поездом день, ночь и еще день. К составу подцепили четыре дополнительных вагона, в каждом разместилось по два отряда. Старшими в каждом отряде были двое взрослых — вожатый и воспитатель. Мне достался отряд старшеклассников — подростков, перешедших в десятый класс. Воспитательницей в нашем отряде была Роза Леонидовна, пожилая строгая дама. Она тут же взяла шефство надо мной, поскольку внешне я почти не отличалась от девчонок отряда, а один пацан даже успел дернуть меня за косу.
— Ты как со старшими обращаешься! — тут же одернула его Роза Леонидовна.
Узнав, что я вожатая, паренек стушевался и пробормотал извинения.
Вагон был плацкартный. Роза Леонидовна распорядилась, что она займет место в середине, где наш первый отряд граничил со вторым, а мне велела расположиться в конце вагона и наблюдать за порядком, чтоб дети не курили в тамбуре и подолгу не засиживались, особенно мальчики.
— А то, — шепнула мне на ухо воспитательница, — некоторые там не только курят, но и безобразиями занимаются.
Я заняла нижнюю боковушку, а надо мной сверху поселился Вова — щупленький очкарик, которому, видимо, суждено стать в отряде «мальчиком для битья» и козлом отпущения. Из-за этого мне его стало заранее жалко, и я решила опекать его и не давать в обиду. А Вова с первых же минут стал заглядываться на меня, и его взгляд был, я бы назвала, — вожделенным.
Ночью мне не спалось. Уже задремывая, я услышала сверху какие-то звуки — ритмичные чавкающие звуки. Что это? Вова проголодался и среди ночи сосет палец?
Я поднялась. В вагоне стоял полумрак: немного света пробивалось сквозь застекленную дверь из закутка перед туалетом. Вова лежал на боку, спиной к проходу, накрывшись с головой одеялом. А чавкающие звуки доносились вовсе не от лица его, и в том же месте шевелилось одеяло. Меня осенила догадка: Вова занимался «безобразиями» не в туалете, а тут, под одеялом. Это открытие поразило и возбудило меня. Я знала из специальной литературы, что многие мальчики занимаются онанизмом. Сама не знаю почему, я испытывала к таким мальчикам волнительный и притягательный интерес. Я не считала онанистов извращенцами, они мне просто казались людьми застенчивыми, утонченными и ранимыми.
С этого момента я прониклась к Вове еще большей теплотой, душевной нежностью и взаимопониманием. Ведь я и сама грешила мастурбацией, занималась ею давно и регулярно и страшно стыдилась этого — не приведи господь, кто-нибудь узнает. Чтобы не помешать Вове, я тихонько легла на свое место, да еще и огляделась вокруг — нет ли поблизости кого, кто бы мог спалить Вову. Но всё было спокойно, народ спал, а от возбуждения моя рука сама потянулась к клитору. Я старалась делать это тихо-тихо, почти не дыша...
* * *
В отряде было семнадцать человек — восемь девочек и девять мальчиков.
— Если тебя считать за пионерку, то, как раз, поровну, — пошутила Роза Леонидовна.
Мальчишки проявляли ко мне весьма недвусмысленный интерес, особенно Валера, тот самый, что дернул меня в поезде за косу. Он даже попытался зажать меня в углу и облапать, но получил по мордасам и больше попыток не повторял. Однако продолжал плотоядно зыркать на меня. С одной стороны мне льстило внимание, с другой — напрягало проявление такого нескрываемого животного влечения самца к самке. Особенно это было заметно на пляже во время купания — в плавках Валеры твердым валиком выделялся возбужденный член, прижатый к животу эластичной тканью. Этот валик не оставался незамеченным и девочками. Они шушукались между собой и хихикали, видимо, обсуждали, на кого у Валеры стояк.
Вова тоже постоянно на меня поглядывал, но делал это робко и все время краснел. Особенно он краснел, если я поправляла ему галстук или воротник рубашки, или прицыкивала на девчонок, которые вечно пытались его дразнить, а Вова не знал как им ответить.
Однажды Валера с Вовой подрались. Возможно, драка вышла из-за меня, ведь Вове я старалась уделять больше внимания, а Валеру отшивала. Короче, Валера поколотил Вову и разбил ему очки. У Вовы сильная близорукость, без очков он, по выражению Розы Леонидовны, и ложку ко рту не поднесет.
— А запасных нет? — участливо спросила я, обнимая мальчика и протирая ему ссадину на скуле наслюнявленным носовым платком.
— Не-а. Их вообще только на заказ можно сделать…
Я отвела его в изолятор, и врач дала нам направление к окулисту. На следующий день после завтрака мы рейсовым автобусом отправились в город. В поликлинике окулист выписал рецепт, мы сделали заказ в оптике, там велели зайти через два-три часа.
Мы отправились гулять по городу и сами не заметили, как вышли к морю и брели вдоль пустынного берега. Я сняла босоножки и шла босиком.
— Уф! — я стерла со лба пот. — Жара!
— Ага, — согласился мой кавалер. — Искупаться бы...
— За чем же дело стало? Море рядом.
— У меня плавок нет.
— И что такого? Я тоже без купальника. Никогда голым не купался?
Вова покраснел как пионерский галстук. Я рассмеялась.
— Вон за тем валуном у самого берега разденемся и в воду голышом! Согласен?
Мы разделись по разные стороны валуна. Я вошла в море первой. У берега было мелко, волны небольшие. Я побежала, взметая брызги, с разбегу плюхнулась в воду. Обернувшись, увидела Вову. Он брел по колено, заслоняя причинное место руками, и деликатно не смотрел на меня. Чтобы не смущать мальчика, я отвернулась и поплыла.
Вова плавал поодаль, стараясь не приближаться ко мне. Очень стеснительный мальчик. Накупавшись, мы вышли из воды в обратном порядке. Я еще плескалась на мелководье, а к берегу брела Вовина астеничная фигура — узкие плечи, тонкие длинные ноги, тощая белая попка. «Он как девочка», — подумала я. Вова дошел до берега и обернулся. Ишь, осмелел! Я прикрыла грудь скрещенными руками.
— Эй! Не подглядывать!
Любопытная голова отвернулась, Вова скрылся за валуном. Впрочем, что он может разглядеть, без очков-то! Я вышла из воды.
— Я немного обсохну. Не хочу надевать платье на мокрое тело. Только ты не подглядывай!
— Да, хорошо, — согласился Вова.
Я разлеглась на гладкой, отполированной прибоем гальке и прикрыла лицо от солнца панамкой. Меня охватила истома, я даже, кажется, задремала. Но шестое чувство сработало, я открыла глаза. Вовка выглядывал из-за камня. Я моментально приняла сидячую позу, рукой загородила грудь, а остальной срам — панамкой. Вовка отпрянул на свою диспозицию.
— Ай, как нехорошо! — устыдила я его.
У меня аж запылали щеки. Мальчишка меня разглядывал! Фу, срамота! Но вдруг мне стало жаль Вову. Мальчика распирает любопытство. Он и так обижен судьбой — щуплый очкарик, девочки таких не любят. Кто знает, будет ли у него вообще подружка? И внезапно во мне проснулся бесёнок — возникло желание озорства. Даже не просто озорства, а чего-то такого скверного, распутного, недозволенного. В конце концов, мое тело, кому хочу — тому и покажу.
— Вов, ты что, никогда голой женщины не видел?
Молчание за камнем как утвердительный ответ.
— И что, очень хочется?
Сопение в знак согласия.
— Иди сюда.
На Вовке были семейные трусы в цветочек, как у волка из «Ну, погоди!» Он подошел согнувшись, полуприседя, видимо, стеснялся показать свой стояк.
— Ну вот, смотри. Что тебе интересно? — я убрала с груди руку. — Тут? Или там?
Я легла на спину и чуть раздвинула колени. Вова щурил близорукие глаза и буквально пожирал меня ими. Он приблизил лицо к моим гениталиям настолько, что я даже ощущала на лобке его горячее дыхание. И разглядывал в упор. От этого мне стало стыдно, я стиснула бедра, хотелось прикрыться совсем, но оживший бесёнок кричал во мне: «Не робей!»
— А попка у меня красивая? — я вышла из неловкости, поворачиваясь на живот. — Если хочешь, можешь потрогать.
Я вела себя как развязная шлюшка, хотя на самом деле была еще девственницей. Вова положил ладонь на мою ягодицу, смахнул прилипшие мелкие камушки. Потом наклонился и поцеловал мой «пирожок».
— Смешной ты, — я повернулась к нему. — А целоваться умеешь?
Я сама целовалась всего один раз, на студенческой вечеринке с таким же инфантильным очкариком. Я приподнялась, обняла Вову за шею и притянула к себе. Наши губы соединились. Легкий пушок на его верхней губе слегка щекотал, а мой язык улавливал соленый привкус морской воды. Киска моя потекла, а руки зудели — хотелось начать мастурбировать. А Вова вдруг осмелел, уложил меня на спину и начал устраиваться сверху.
— Эй, эй! Ты чего? Так мы не договаривались!
Я отпихнула его в сторону. Он был уже без трусов, я и не заметила, когда он успел их снять. Писюн его торчал кверху. Он был тонкий и длинный как карандаш и слегка искривлен влево. «Наверно от онанизма», — промелькнула мысль. Маленькие яички были прилеплены к нему как два грецких орешка. И лобок едва покрыт редкими волосами. Совсем сопляк, мальчишка, а туда же… Вон, сопит и хочет меня. И писька торчком торчит, аж подрагивает. Заметив мой взгляд, Вовка подтянул колени и зажал между ног свое хозяйство. Вид у него был растерянный и слегка обиженный. А я, наверное, совсем потеряла рассудок. Да, я девушка, но ведь когда-то надо. Почему не сейчас? Я легла на спину, раскинув колени, и поманила его.
— Ну ладно, давай!
Мальчик расширил глаза, не веря своему счастью, и почти шепотом просипел:
— Что? Можно?
— Иди, пока я не раздумала!
Вова навис надо мной и стал тыкать членом в промежность. Мне было приятно, я даже задвигала попкой. Вовка не попадал своим карандашом куда надо, а я уже сморщила носик, ожидая боль (все предупреждают, что первый раз должно быть больно). Я истекала соками, а Вова все тыкался, тыкался и никак не мог попасть. Я решила ему помочь, просунула руку меж нашими телами, нащупала член, сжала его и направила головку в самую дырочку. Да еще подпихнула. Писюн был тверденький, приятный на ощупь, мне даже не хотелось его отпускать, и я его несколько раз сдавила, ощущая в руке его твердость. И, видимо, переусердствовала — он начал извергать. Вошел в меня совсем чуточку, на полголовки и стал изливать. Прямо туда. Я все еще держала Вовкин писюн в кулаке и чувствовала, как он пульсирует, выталкивая семя.
Вовка испугался, вскочил на колени и отвернулся, окончательно смутившись.
— Вов, ты чего? — успокаивала я его. — Ну не расстраивайся. Первый раз, да? Я тоже, между прочим… У меня у самой никогда этого не было. Говорят же, первый блин комом.
— Вы, правда, не сердитесь?
— Смешной ты. После интимной близости к женщине на вы обращаешься. Да нет, конечно, на что мне сердиться-то?
Хотя, из-за отсутствия оргазма было некомфортно, тело требовало удовлетворения. Руки тянулись мастурбировать, но я стеснялась делать это при Вовке. В лагере мы почти две недели, а последний раз я кончила там, в поезде. Здесь мы спали в одной комнате с Розой Леонидовной, а сон у нее чуткий, поэтому я не решалась по ночам заниматься онанизмом. А там все зудело и требовало разрядки.
— Иди, Вов, одевайся. Я сейчас.
Чтобы кончить потребовалось лишь несколько раз сжать ладонь бедрами и слегка потереть клитор…
Всё! Я посмотрела на часы: ноги в руки и пора отправляться за очками. Я надела только платье, без трусиков. Теплый ветерок задувал под подол, щекотно шевелил волосы на лобке, холодил половые губки, на которых вновь проступила влага, потому что приятно было идти под руку с мальчиком, чуть было не ставшим моим первым мужчиной. С молодым человеком. Ведь разница-то у нас всего года два. Но я взрослая, я вожатая, а он — пионер…
С этого дня Вовка стал смелее, и даже давал отпор Валерке.
* * *
Смена подошла к концу, мы вернулись домой. Начались занятия в институте. Но меня беспокоил один вопрос — почему-то не наступают «трудные дни». К середине сентября я окончательно поняла, что залетела. Вовка, хоть и не проковырял мне дырку, но спустил прямо туда, а сроки были самые залетные. Итак, появилась дилемма — рожать или чиститься. Рожать, прямо скажем, рановато. Второй курс института, да и как дальше жить? Матерью-одиночкой? Или найти Вовку и обо всем рассказать? Но Вовка-то вообще десятиклассник, какой из него муж-отец? Нет, только аборт. Но каким посмешищем я буду выглядеть в женской консультации? Непорочное зачатие! Ха-ха!
Слышала, что некоторые девушки сами себя дефлорируют, но мне не хотелось совать туда всякую дрянь, лучше пусть это сделает естественный мужской инструмент. Вот только чей? Я стала подбирать кандидатов в институте, но пока ничего не складывалось. И вдруг, шла я как-то с лекций через парк и повстречала Валеру. Он первый узнал меня, заулыбался. Мы решили немного прогуляться, шли с ним под ручку по аллеям, болтали, вспоминали нашу смену. И тут меня словно бес кольнул: я увлекла его в дальний глухой уголок парка. Когда я убедилась, что кругом ни души, задала вопрос в лоб:
— Валера, я тебе нравлюсь?
— Ну, да, — промямлил он, не ожидая такой прямоты.
— Это хорошо, ты мне должен помочь.
Я запустила руки под юбку и принялась стаскивать колготки. Колготки тогда представляли большую ценность, снять их должна я сама, ибо не дай бог порвать. Валера смутился и отвернулся. Видимо, решил, что я собираюсь пописать. Я убрала в сумку колготки.
— Давай, Валера, смелее. Ведь ты хотел этого.
Я взяла его за руки и прислонила его ладони к своим бедрам.
— Ты… хочешь, чтоб я… чтоб мы…
— Да, да, Валера. И давай поскорей, пока я не раздумала.
Ложиться в траву в цивильной одежде мне не хотелось. Надо это сделать стоя. Я повернулась к нему задом, задрала (простите за грубое слово) юбку и положила его руки на резинку трусов. Он начал их потихоньку стягивать, а я потекла. Заводила пикантность ситуации. Тут, в парке, где нас могут увидеть, в одежде, раком, с пареньком, почти мальчиком… Я — шлюха!
Он спустил с меня трусики до колен, погладил бедра и ягодицы. А он может быть ласковым. А сначала казался грубым. Убрал с меня руки, видимо, расстегивает штаны. И вот моих бедер коснулся член…
— Куда можно? — шепотом, часто дыша, спросил Валера. — В попку?
— Не, не! Туда! — я нагнулась сильнее.
Похоже, Валера уже имел дело с женщинами. Уж не знаю, где научился — с уличной потаскухой или с шалавой из воровского притона. Он уверенно нашел куда вставить, но головка его уперлась в мое девственное отверстие. Хоть я обильно текла, но поднатужиться ему пришлось, чтоб пропихнуть. Я зажмурилась и закусила губу. Боль была резкая, но недолгая. Потом просто ощущение инородного тела внутри. Сначала было неприятно, я даже хотела вырваться, но понимала, что Валеру уже не остановить. Он крепко удерживал меня за бедра и совершал толчки, которые становились всё приятнее.
Я помогала себе пальчиком, натирая клитор, и кончила первой. Валера все еще трудился. Во влагалище делалось суше, двигаться там становилось труднее. Мне опять стало неприятно и больно. Я выпрямилась и сказала:
— Всё, хватит!
Валера вытащил член, не стесняясь меня, дрочил его, пока семя не брызнуло на пожухлую сентябрьскую траву.
Я первым делом осмотрела свои ноги. Сняла трусики, вытерла ими потеки крови вперемешку с влагалищным соком, и убрала их в сумочку.
— Ты целка? — удивился Валера, застегивая штаны.
— Да. Была.
— Тебе понравилось?
— Валер! Значит, так. Забудь то, что здесь сейчас было, ясно? Меня не провожай и встреч со мной не ищи.
Его глаза округлились от удивления, и даже задергались губы.
— И мы что, никогда больше…
— Нет, Валер. Всё. Пока.
Я быстрым шагом, почти бегом, направилась к выходу из парка. Второй раз в жизни я шла без трусиков. Во взрослом возрасте, конечно. Сентябрьский ветерок не сравнить с тем, южным, теплым. Под юбкой начинало мерзнуть. Не застудить бы.
Ну, вот и все, теперь не стыдно гинекологу показаться. Непорочное зачатие… Х-хе!
Около подъезда я встретила Вовку. Он держал в руке букет белых хризантем. Эх, Вовка, ну где же ты был полчаса назад? Дома у меня никого, пригласила бы тебя на рюмку чая, легли бы мы в кроватку, глядишь — и доделал бы то, что тогда не сумел. Теперь уж поздно. На чай не приглашаю, мне просто стыдно осчастливить тебя только что проковырянной дыркой. А просто так сидеть… Мне б сейчас подмыться тепленькой водичкой и побыть одной, погрустить об утерянной девственности.
Я приняла букет, чмокнула Вовку в щеку. Перебросились несколькими словами. Как адрес узнал? Так наши папаши, оказывается, в одном отделе работают. Долго болтать не стали, очень уж снизу под юбку поддувает. Сказала, что дела, тороплюсь, погулять не могу, нет времени. Пока-пока, я побежала.
Дома влезла под душ. Побаловала себя еще одним оргазмом, вспоминая, почему-то не Валерку, а Вовку. Припомнила и строки Есенина:
А потом не девушкой ты пойдёшь домой,
Превратишься в женщину с грустью и тоской,
И опять свидания не найдёшь со мной…
Через три дня я избавилась от беременности. А потом Вовка опять приходил с букетом. И я пригласила-таки его на кофеек. Про Валеру, конечно, ничего не рассказывала, а про беременность рассказала. И свалила все на врачей, что это они мне там расковыряли, пока чистили…
