Шалава сисястая (продолжение)
Сеновал у Тольки был над сараем. На крыше сарая. Это был навес, с плоским покрытием из нетёсаных досок. Один торец, с распашными створками, выходил на огород. Здесь и закладывали сено, после сенокоса и сушки. Другой торец был глухой. В потолке сарая был лаз, рядом со стойлом коровы. Через него доставали вилами сено осенью, зимой и весной, когда деревенское стадо не паслось. Летом, лаз закрывался крышкой. Были ещё две лестницы, приставные: одна внутри сарая, другая на огороде. Летом, на сеновале, сена не было, и мальчишки устраивали себе здесь ночлег, чтобы не будить рано утром родителей, собираясь на рыбалку. На сеновал была проведена проводка, и под потолком подвешена лампочка. На 150 ватт. Это очень яркая лампа! Но, засиженная мухами, светила она, как из тумана. Пацанам — этого, было за глаза. Не уроки же, они, здесь делали. Тем более, что навес был невысокий: где-то метр восемьдесят или чуть ниже. Иногда, схватившись бороться, и забывшись, они задевали головами лампочку. Но всё обходилось: не разбили ни разу.
Вовка, почему-то, повёл меня не напрямик, через калитку ограды Толькиного дома, а задами. Как партизан.
- Через ограду нельзя. Может увидеть, кто-нибудь.
Будто мысли мои прочёл!
Мы пролезли через щель в заборе, и огородом, через картошку … «Блядь! Знала бы, калоши надела». Я была в шлёпанцах, и пока шли, всё черпала и черпала ими землю, мягкую, после окучивания.
… Подошли к стене сарая, с приставленной лестницей - Лезь за мной – прошипел Вовка.
Сквозь щель створок пробивался тусклый свет. Вовка приоткрыл створку и залез, и повернувшись, протянул мне руку, и затянув, представил друзьям - Катя.
Мальчишки, сидевшие на матрацах, вскочили, обтряхивая трико. Я, согнувшись (мне показалось, что потолок навеса слишком низко), подошла к ним - Ты, Толька – протянула я руку сероглазому.
- Колька – тянул свою руку, второй - А вы … а вам сколько лет? – Колька был нагловатый и, как мне сразу показалось, довольно раскрепощён
- Двадцать три … скоро будет
- А нам – он глянул на Тольку – четырнадцать, а ему – на Вовку – пятнадцать скоро будет.
- Сколько время?
Толик сел на свой матрац и вытащил из-под тазика будильник – Пол-одиннадцатого.
- Вечерний смотр личного состава не проводится заботливыми родителями?
- Да неэ, они же знают, где мы.
То ли не все родители знали, то ли так уж совпало. Заскрипела дверь сарая, и радостный лай Дозора возвестил, что у нас непрошеные гости.
- Толяа! Ты зачем Дозора загнал в сарай? Мальчики, вы почему не спите? Вам же в четыре утра вставать?
- Маам, мы уже всё, ложимся - Толька махал рукой друзьям, и они шустро полегли на свои матрацы.
- Я выключаю свет - сеновал погрузился во мрак - Спокойной ночи.
Я стояла в непроглядной тьме и слушала, как шумно вздыхает корова, как повизгивают поросята, перебираясь друг через друга, чтобы улечься между, как хлопает крыльями курица, чтобы удержаться на насесте …
- Эй, малышня, вы не уснули? – я присела, и шарила руками вокруг.
Чья-то потная ручонка поймала мою, и потянула – Иди сюда
На «ты», со мной, был только Вовка. Я присела на его лежбище. Прошло ещё минуты три, и кто-то из мальчишек встал.
- Пойду гляну: если свет не горит, то можно включить.
Толька, это был он, на карачках подобрался к лазу и спустился в сарай. Бесшумно приоткрыл дверь и высунулся. Дозор обегал двор по периметру. В доме, света в окнах, не было. Толька закрыл дверь на крючок. Включил свет и залез наверх.
…
Клавдии Васильевне не спалось.
- Что ты вертишься, как на иголках? Спи давай.
- Ой, Митя, что-то неспокойно мне. Надо ещё раз мальчишек проверить.
-Ты десять минут назад ходила. Они спят уже.
…….
Что Толя занимается онанизмом – она знала. Мужу не говорила. Клавдия Васильевна была в местной школе парторгом, и преподавала историю. Но несколько дней назад, узнала ещё кое-что о сыне. Нет: что Толя, вечерами, когда стемнеет, залазил на лестницу, приставленную к стене их дома, и подглядывал за соседкой в туалете – она тоже знала. Дом был городского типа, с удобствами внутри. На четыре квартиры. На каждые две квартиры был общий двор. Соседи, семейная пара, были молодые и детей ещё не завели. Лестница же была приставлена для того, чтобы залезть на крышу и настроить телевизионную антенну, а весной сбрасывать снег. А туалетная комната, совмещённая с ванной, окном как раз во двор и выходила. Окно, от земли, было высоко и наполовину замазано извёсткой. Но с лестницы, через верхнюю, не забелённую половинку окна, было видно всё! Она долго не могла понять: зачем Толя, с театральным биноклем, который они забыли сдать в гардероб, в областном театре, сидит вечерами на лестнице. И однажды сама полезла, и … и увидела. Покраснела от того, что увидела. Слезла. Мужу не сказала. Сыну тоже не стала говорить, что знает его тайны.
Почему?
Да потому что не знала, как завести разговор об этом. Вот на партийном собрании всё было просто и понятно: там – загнивающий капитализьм! В СССР – развитой социализьм! Прочла в газете «Правда» статью о похождениях певца Магомаева, сбежавшего через балкон, в чём мать родила, от разъярённого мужа, прихватившего жену с любовничком. Устроила в учительской внеочередное партсобрание, и заклеймила позором похотливого и развратного певчишку!
А здесь как? На партсобрании не расскажешь. На комсомольском? Так он и не комсомолец ещё. На пионерском? Не поймут. Да ещё и осудят. Ум за разум заходить стал, но тут попалась на глаза статья о переходном возрасте. Не в «Правде». А в какой же? Неважно. Вовремя, главное. И отлегло от сердца. Даже бинокль не стала прятать. Не убудет от соседки, если Толик подсмотрит, как она моется под душем. Но неделю назад, к ней, в магазине, подошла Зинаида.
- Клавдия Васильевна, можно с вами поговорить?
- Да конечно, Зинаида.
Зинаида работала уборщицей в общественной бане ….
Что, у вас нигде не ёкнуло? Ну вы даёте!
Зинаида заходила в моечное помещение, и выметала листья (от берёзовых веников) из решётки слива воды. Потом шла в парилку и там, тоже, выметала литья из решётки слива воды. В парилке, решётка, была под полками.
Чтоо, опять не ёкнуло? Ну вы даёте!
Зинаида заходила в моечное помещение, когда там мылись люди. И в женское, и в мужское отделение. Ладно, в женское. Там были голые бабы и малые дети. А в мужском, голые мужики и были. И они, при виде Зинаиды, свои члены, тазиками и вениками, не прикрывали.
Ну а теперь поставьте себя на место мужа Зинаиды, который тож мылся в этой бане …
Поэтому, Клавдия Васильевна, не удивилась, что Зинаида не стала говорить при всех, а вышла из магазина на улицу. Муж Зинаиды, по пьяне, гонял жену, угрожая расправой.
- Что случилось, Зинаида? – с ноткой жалости, спросила Клавдия.
- Мне так неудобно, Клавдия Васильевна … - Зинаида мялась, и не смотрела в глаза.
- Опять угрожал? – в голосе Клавдии звякнула сжатая стальная пружина, готовая распрямиться и выстрелить!
- Ннет … ваш Толя … - и замолчала.
- Что, Толя??
- Клавдия Васильевна, мне так неудобно …
У Клавдии, вдруг, вспотели подмышки, и холодные, и липкие струйки побежали по коже - Что, Толя? – побелевшими губами, проговорила она.
- Он накакал в бане ...
Клавдия перевела дух – Он же не один в бане мылся. Почему ты решила, что это он?
- Уже не первый раз – Зинаида перестала стесняться – И именно после того, как я захожу в парилку, и делаю уборку.
- И что: после него никто в парилку не заходил?
- Никто. Он был последним. Несколько раз.
Клавдия растерялась.
- Я никому не говорила. Но если он насрёт ещё раз ... Расскажу. Всем.
……...
- Митя!
- Ну что?
- Митя, мутит-вертит у меня здесь – Клавдия Васильевна, кулачком, водила кругами по титькам – Зачем он карты взял?
- Играть
- Нет Митя, надо сходить проверить
- Ну ладно-ладно, пойдём
- Ты свет не включай, фонарик возьми
- Да где его искать-то? Толька поди и взял
- Тогда на ощупь
Они вышли на крыльцо, и сразу увидели желтоватые полоски, в щелях стен сеновала.
- Ты зайди с огорода – шептала Клавдия – А я здесь
- Облава – пряча от жены улыбку, пошёл Митя в огород.
Клавдия подошла к двери сарая и дёрнула ручку. Но дверь была заперта. Изнутри.
- Толя! – стучала она в дверь – Сейчас же открой! Я вижу, что у вас горит свет.
Услышав голос жены, Митя хотел идти к ней, но тут приоткрылась створка наверху, и кто-то стал спускаться по лестнице. Митя затаился.
- Осторожно – я поддерживал за попку Катю, и слюнки текли, и член вставал.
- Таак, это Вовка. А там кто?
Я обомлел: дядя Митя поднимался по лестнице.
- Таак, поднимайтесь-поднимайтесь – Митя уже разглядел, кого, поддерживал за попку соседский Вовка.
Сначала я испугалась. Но потом стало смешно – «Ну вернёмся мы на сеновал. А дальше? Пытать, что ли, нас станут?» - и успокоившись, залезла назад, и протянула руку Вовке.
С другой стороны, через лаз, уже лезла Клавдия Васильевна.
И вот мы стоим, и Толькины родители пялятся на меня. Наверное, всё бы обошлось обычным нравоучением. Но я, вдруг, увидела свои трусики на Толькином тюфяке.
Клавдия тоже увидела трусики.
И Митя увидел.
— Это что такое? – свистящим шёпотом, спросила мать Толика
Я знала, что за этим последует. Истерика. Обычная бабья истерика — Ой, да это мои. Я забыла надеть, когда пописила – и наклонившись, подняла трусики - Ну ладно, я пошла – и я пошла к лазу. Но только я ступила на перекладину лестницы, Дозор аж захлебнулся в злобном лае - Ой! – резво заскочила я назад, уронив одну шлёпку, от которой Дозор, жалобно заскулив и поджав хвост, позорно удрал – Собаку то уберите. Бешенства мне ещё не хватало.
- Толя! – мать пацана перехватила инициативу – Марш домой! Дозора в будку! Мальчики, по домам! Живо! Идём, отец!
Колька пошёл домой огородом, а мы с Вовкой вышли за ограду и перешли дорогу.
- Ччёрт! Клавдия Васильевна мамке расскажет.
- Про мои трусы? – усмехнулась я
- Дай их мне? – Вовка потянул мои трусики
- Дрочить будешь? – я взъерошила его волосы – Дрочи, не жалко.
- Ты ещё будешь с нами играть?
- Буду. Но место надо искать другое. Эта явка засвечена.
- Мы придумаем. Я пойду?
Я видела, что Вовке невтерпёж - Да иди-иди – милостиво разрешила я, и он, чуть ли не вприпрыжку – «Ребёнок, хым» - побежал к своему дому.
Вовка подождал, пока Катя не зашла в дом, и пошёл в туалет. Спустил трико и трусы, и дрочил до излияния на Катины трусики.
Я знала, что Вовка не зайдёт домой, пока не зайду я, поэтому зашла и стояла в сенях, прислушиваясь. И когда он стал стучать в дверь, чтобы открыли, и ему открыли, и он вошёл, я вышла, и пошла в баньку подмыться.
На самом деле прошло не десять минут. Почти час: от того момента, когда Толькина мама выключила свет, до того, когда она стала долбиться в дверь сарая.
Толька залез и уселся на свой тюфяк. С минуту мы переглядывались, как бы убеждая самих себя, что всё в порядке …
- Пронеслоо! – выдохнул Колька и мы, зажимая рты и давясь смехом, повалились на тюфяки.
И это малюсенькое происшествие сблизило нас, как заговорщиков. Мальчишки, толкая друг друга и прыская, всё смелее и смелее осматривали меня.
- «Неэт, они же сейчас осмелеют и полезут ко мне» - я показала им указательный палец правой руки, и пацаны, зажимая друг другу рты, закатились.
С улыбкой снисхождения к их детской непосредственности, я напомнила – Вы меня зачем сюда пригласили? Мы в карты будем играть? Или смихуёчками всё и закончится? Хватит ржать! – попыталась я изобразить свирепую харю, от чего пацаны, хватая животы и подвывая, катались по тюфякам.
- Ну всё – я встала и пошла к …
Веселье с них, как ветром сдуло. Подхватившись, они подскочили ко мне, и вцепившись в руки, заскулили – Неэт-неэт, не уходите, мы больше не будем …
- «Хм, дурачки. Я и не собиралась уходить»
Я села на Вовкин тюфяк, мальчишки тоже, придвинув свои, и Толька раздал карты.
Первый раз мы сыграли в полной тишине. В дураках остался Колька. Перетасовал и раздал.
Уже к концу партии, когда стало понятно, что в дураках опять Колька, он сказал – А что просто так? Неинтересно.
- На деньги – предложила я
- У нас нет денег
- На щелбаны, что ли?
- На желания
- Кукарекать?
- А вы исполните наше желание, если проиграете?
Три пары глаз, жадных до чувственных желаний, впились в меня.
- Ты выиграй сначала – бросила я Кольке – Ну и смотря какое желание? Вдруг вы пожелаете, чтобы я обнималась с хряком.
Поняли они или нет, что я хотела донести до них, вкладывая именно желание в последнюю фразу?
- Нет – за всех ответил Колька, и выпалил – Поцеловать
- Если выиграешь
- И вы разрешите поцеловать вас?
- Сдавай
Закон подлости? Или нет. Я проиграла.
В наступившей тишине я опять услышала, полные печали, шумные вздохи коровы, повизгивание поросят и шебуршание сонных кур. В глазах мальчишек надежда – «Разрешит?» - мешалась с презрением – «Обманула»
- По одному, вот сюда – я ткнула в щёку
Ближе всех был Вовка, и потянувшись, и привстав на коленях он чмокнул меня в щёчку.
За ним, подвинувшись ко мне, и тоже привстав, уже потянулся губёнками, с закрытыми глазёнками Толька, и вдруг дёрнувшись и облапав, упал на меня и вместе, мы завалились на тюфяк. Пока я соображала, что произошло, Толька, с круглыми глазами, покоился на мне, боясь шевельнуться ...
Прыснул, не удержавшись, Колька. Это он толкнул Тольку в спину. Мне стало жалко мальчишку, решившего, видимо, что поцелуя за такую шалость, пусть даже и не по его вине, он не получит — Целуй, что же ты – и я подставила губы, злорадствуя обзавидовавшемуся (наверное?) Кольке.
Толька припал к моим губам и я зажмурилась, едва сдержавшись от того, чтобы не стиснуть его в объятиях, и елозить им по себе.
- А ты – я села, оправляя футболку – Получишь обещанное, если я проиграю ещё раз.
Немного струхнувший Колька, приободрился – Раздавай … те
Я раздавала на двоих.
- А чё? – удивился Колька
- Они своё уже получили. А шансы у нас теперь равные. Подыгрывать дружки не будут.
Мальчишки покраснели.
Пацанам явно везло. Я проиграла.
Колька придвинулся ко мне – Я тоже хочу в губы
Я облизнула губы и слегка приоткрыла ротик, почти ощутив, как вспотели ладошки у мальчишек. И Колька (где насмотрелся?), встав на коленях и оказавшись выше, так что мне пришлось приподнять голову и чуть отклониться назад, обняв меня одной рукой, и положив другую на мои тити, впился. Взасос! Наглость мальчишки переходила все границы дозволенного, но я и сама уже едва сдерживалась. И не стала противиться. А Колька, пялясь, округлившимися от собственной наглости, глазёнками, щупал мои тити. Скривив губы, я смотрела прямо в его глаза и он (что он прочёл в моём взгляде?), продолжая мять тити правой рукой, левую двинул вниз по животу, и оттянул резинку трико …
Сработала цепная реакция или стадное чувство? В следующее мгновение на меня свалилась куча мала. Извиваясь и отталкивая друг друга, мальчишки задирали мою футболку и стягивали с меня трико.
И я отдалась. В самом буквальном смысле. Сама стянула с себя футболку, сняла трико и трусики, и растележилась на всех трёх тюфяках.
От их суетливой возни не было никакого толку — Раздевайтесь, и по одному ...
Но пацаны вдруг замерли - Вовча, давай ты первый … её ...
Я чуть в голос не заржала – А если я после Вовчи не захочу вас?
- Ты первый – и Колька сдёрнул трико с трусами с Тольки.
- «Бог мой» - я чуть не обсикалась от вожделения. Так невинна была его топырка. Так изящны были его, маленькие и сморщившиеся, яички ...
И опять, увидев, как беспомощно пытается он перебороть мальчишеский стыд перед взрослой девушкой, сжалилась, протягивая руки – Иди ко мне ….
Толька елозился свей писюлькой по моей киске, и неумело дёргался, пытаясь засунуть в меня, а я гладила его (всего!), покрывшегося пупырышками, и смотрела на Кольку и Вовку. Мальчишек трясло в похотливом ознобе. Я стиснула в ладонях Толькино лицо и поцеловала взасос - Теперь ты - и Колька, также неумело дёргался, но ему повезло больше: его топырка, на пару сантиметров, вошла в мою вагину. Мальчишка замер ... и жиганула струя, наполняя меня ... Он ссал в меня!!
Из пизды, с бульканьем, вытекала моча, а мальчишки, таращась на мою выбритую киску, щупали и совали пальчики.
- Вовча, давай ты её – и Колька подтолкнул Вовку.
Вовка встал и … в дверь сарая заколотили – Толяа!
Клавдия Васильевна всё никак не могла успокоиться. Клокочущее внутри не удалось обрушить на шалаву, и оно искало выхода - Митя – толкала она мужа – Ну как ты можешь быть таким бесчувственным чурбаном?
- Да успокойся, Клава. Ну пощупали пацаны девку. Эка невидаль. Я тоже тебя щупал. Помнишь?
- Нам было по семнадцать, мы были самостоятельные. А они мальчики, Митя. Что ты говоришь? А … а её трусы …
- Ну сказала же: ссала.
- Что-то мне не верится: трусы то, зачем снимать?
- Ты не снимаешь?
- Снимаю, конечно
- Так что спрашиваешь?
- Я же не снимаю совсем. То есть снимаю, но не раздеваюсь же при этом.
Муж молчал.
- Митя, а если она сняла трусы не для того чтобы поссать? А если она сняла их, чтобы они её … её … - Клавдия Васильевна не могла подобрать слово
- Мать, ну ты хватанула. Сама же сказала, они маль-чи-ки.
- Толя и Коля, мальчики. А у Вовы то поди уж вырос. Ты в бане не видел, какой у него?
Митю распирало и от смеха, и от злости одновременно - Я в баню хожу, чтобы смотреть у кого и насколько вырос?? Хочешь знать, вон Зинку подмени пару раз.
Клавдия вспомнила про разговор с Зинаидой, и уже собралась выложить мужу всё, что узнала о сыне, за последние полгода.
- В бане, вон, срать кто-то повадился. Поймать бы гадёныша (от слова – гадить, а не от змеи, если кто подумал), да носом натыкать!
Клавдия испугалась – «Неужели проболталась Зинаида?» - и резко сменила тему - А у тебя там, на сеновале, встаал! На шалаву, что ли? - она скользнула рукой под одеяло – И сейчас стоит. Ты о чём думаешь?
- На сеновале у меня встал на тебя – Митя переворачивал жену на живот – И сейчас на тебя стоит – Митя ставил жену раком ...
- Митя, что ты делаешь?? Мы же партийные. А если узнают?
Но Митя, засаживая жене, ойкающей от боли, уже ничего не слышал. Он представлял, что ебёт шалаву.
продолжение следует
Сеновал у Тольки был над сараем. На крыше сарая. Это был навес, с плоским покрытием из нетёсаных досок. Один торец, с распашными створками, выходил на огород. Здесь и закладывали сено, после сенокоса и сушки. Другой торец был глухой. В потолке сарая был лаз, рядом со стойлом коровы. Через него доставали вилами сено осенью, зимой и весной, когда деревенское стадо не паслось. Летом, лаз закрывался крышкой. Были ещё две лестницы, приставные: одна внутри сарая, другая на огороде. Летом, на сеновале, сена не было, и мальчишки устраивали себе здесь ночлег, чтобы не будить рано утром родителей, собираясь на рыбалку. На сеновал была проведена проводка, и под потолком подвешена лампочка. На 150 ватт. Это очень яркая лампа! Но, засиженная мухами, светила она, как из тумана. Пацанам — этого, было за глаза. Не уроки же, они, здесь делали. Тем более, что навес был невысокий: где-то метр восемьдесят или чуть ниже. Иногда, схватившись бороться, и забывшись, они задевали головами лампочку. Но всё обходилось: не разбили ни разу.
Вовка, почему-то, повёл меня не напрямик, через калитку ограды Толькиного дома, а задами. Как партизан.
- Через ограду нельзя. Может увидеть, кто-нибудь.
Будто мысли мои прочёл!
Мы пролезли через щель в заборе, и огородом, через картошку … «Блядь! Знала бы, калоши надела». Я была в шлёпанцах, и пока шли, всё черпала и черпала ими землю, мягкую, после окучивания.
… Подошли к стене сарая, с приставленной лестницей - Лезь за мной – прошипел Вовка.
Сквозь щель створок пробивался тусклый свет. Вовка приоткрыл створку и залез, и повернувшись, протянул мне руку, и затянув, представил друзьям - Катя.
Мальчишки, сидевшие на матрацах, вскочили, обтряхивая трико. Я, согнувшись (мне показалось, что потолок навеса слишком низко), подошла к ним - Ты, Толька – протянула я руку сероглазому.
- Колька – тянул свою руку, второй - А вы … а вам сколько лет? – Колька был нагловатый и, как мне сразу показалось, довольно раскрепощён
- Двадцать три … скоро будет
- А нам – он глянул на Тольку – четырнадцать, а ему – на Вовку – пятнадцать скоро будет.
- Сколько время?
Толик сел на свой матрац и вытащил из-под тазика будильник – Пол-одиннадцатого.
- Вечерний смотр личного состава не проводится заботливыми родителями?
- Да неэ, они же знают, где мы.
То ли не все родители знали, то ли так уж совпало. Заскрипела дверь сарая, и радостный лай Дозора возвестил, что у нас непрошеные гости.
- Толяа! Ты зачем Дозора загнал в сарай? Мальчики, вы почему не спите? Вам же в четыре утра вставать?
- Маам, мы уже всё, ложимся - Толька махал рукой друзьям, и они шустро полегли на свои матрацы.
- Я выключаю свет - сеновал погрузился во мрак - Спокойной ночи.
Я стояла в непроглядной тьме и слушала, как шумно вздыхает корова, как повизгивают поросята, перебираясь друг через друга, чтобы улечься между, как хлопает крыльями курица, чтобы удержаться на насесте …
- Эй, малышня, вы не уснули? – я присела, и шарила руками вокруг.
Чья-то потная ручонка поймала мою, и потянула – Иди сюда
На «ты», со мной, был только Вовка. Я присела на его лежбище. Прошло ещё минуты три, и кто-то из мальчишек встал.
- Пойду гляну: если свет не горит, то можно включить.
Толька, это был он, на карачках подобрался к лазу и спустился в сарай. Бесшумно приоткрыл дверь и высунулся. Дозор обегал двор по периметру. В доме, света в окнах, не было. Толька закрыл дверь на крючок. Включил свет и залез наверх.
…
Клавдии Васильевне не спалось.
- Что ты вертишься, как на иголках? Спи давай.
- Ой, Митя, что-то неспокойно мне. Надо ещё раз мальчишек проверить.
-Ты десять минут назад ходила. Они спят уже.
…….
Что Толя занимается онанизмом – она знала. Мужу не говорила. Клавдия Васильевна была в местной школе парторгом, и преподавала историю. Но несколько дней назад, узнала ещё кое-что о сыне. Нет: что Толя, вечерами, когда стемнеет, залазил на лестницу, приставленную к стене их дома, и подглядывал за соседкой в туалете – она тоже знала. Дом был городского типа, с удобствами внутри. На четыре квартиры. На каждые две квартиры был общий двор. Соседи, семейная пара, были молодые и детей ещё не завели. Лестница же была приставлена для того, чтобы залезть на крышу и настроить телевизионную антенну, а весной сбрасывать снег. А туалетная комната, совмещённая с ванной, окном как раз во двор и выходила. Окно, от земли, было высоко и наполовину замазано извёсткой. Но с лестницы, через верхнюю, не забелённую половинку окна, было видно всё! Она долго не могла понять: зачем Толя, с театральным биноклем, который они забыли сдать в гардероб, в областном театре, сидит вечерами на лестнице. И однажды сама полезла, и … и увидела. Покраснела от того, что увидела. Слезла. Мужу не сказала. Сыну тоже не стала говорить, что знает его тайны.
Почему?
Да потому что не знала, как завести разговор об этом. Вот на партийном собрании всё было просто и понятно: там – загнивающий капитализьм! В СССР – развитой социализьм! Прочла в газете «Правда» статью о похождениях певца Магомаева, сбежавшего через балкон, в чём мать родила, от разъярённого мужа, прихватившего жену с любовничком. Устроила в учительской внеочередное партсобрание, и заклеймила позором похотливого и развратного певчишку!
А здесь как? На партсобрании не расскажешь. На комсомольском? Так он и не комсомолец ещё. На пионерском? Не поймут. Да ещё и осудят. Ум за разум заходить стал, но тут попалась на глаза статья о переходном возрасте. Не в «Правде». А в какой же? Неважно. Вовремя, главное. И отлегло от сердца. Даже бинокль не стала прятать. Не убудет от соседки, если Толик подсмотрит, как она моется под душем. Но неделю назад, к ней, в магазине, подошла Зинаида.
- Клавдия Васильевна, можно с вами поговорить?
- Да конечно, Зинаида.
Зинаида работала уборщицей в общественной бане ….
Что, у вас нигде не ёкнуло? Ну вы даёте!
Зинаида заходила в моечное помещение, и выметала листья (от берёзовых веников) из решётки слива воды. Потом шла в парилку и там, тоже, выметала литья из решётки слива воды. В парилке, решётка, была под полками.
Чтоо, опять не ёкнуло? Ну вы даёте!
Зинаида заходила в моечное помещение, когда там мылись люди. И в женское, и в мужское отделение. Ладно, в женское. Там были голые бабы и малые дети. А в мужском, голые мужики и были. И они, при виде Зинаиды, свои члены, тазиками и вениками, не прикрывали.
Ну а теперь поставьте себя на место мужа Зинаиды, который тож мылся в этой бане …
Поэтому, Клавдия Васильевна, не удивилась, что Зинаида не стала говорить при всех, а вышла из магазина на улицу. Муж Зинаиды, по пьяне, гонял жену, угрожая расправой.
- Что случилось, Зинаида? – с ноткой жалости, спросила Клавдия.
- Мне так неудобно, Клавдия Васильевна … - Зинаида мялась, и не смотрела в глаза.
- Опять угрожал? – в голосе Клавдии звякнула сжатая стальная пружина, готовая распрямиться и выстрелить!
- Ннет … ваш Толя … - и замолчала.
- Что, Толя??
- Клавдия Васильевна, мне так неудобно …
У Клавдии, вдруг, вспотели подмышки, и холодные, и липкие струйки побежали по коже - Что, Толя? – побелевшими губами, проговорила она.
- Он накакал в бане ...
Клавдия перевела дух – Он же не один в бане мылся. Почему ты решила, что это он?
- Уже не первый раз – Зинаида перестала стесняться – И именно после того, как я захожу в парилку, и делаю уборку.
- И что: после него никто в парилку не заходил?
- Никто. Он был последним. Несколько раз.
Клавдия растерялась.
- Я никому не говорила. Но если он насрёт ещё раз ... Расскажу. Всем.
……...
- Митя!
- Ну что?
- Митя, мутит-вертит у меня здесь – Клавдия Васильевна, кулачком, водила кругами по титькам – Зачем он карты взял?
- Играть
- Нет Митя, надо сходить проверить
- Ну ладно-ладно, пойдём
- Ты свет не включай, фонарик возьми
- Да где его искать-то? Толька поди и взял
- Тогда на ощупь
Они вышли на крыльцо, и сразу увидели желтоватые полоски, в щелях стен сеновала.
- Ты зайди с огорода – шептала Клавдия – А я здесь
- Облава – пряча от жены улыбку, пошёл Митя в огород.
Клавдия подошла к двери сарая и дёрнула ручку. Но дверь была заперта. Изнутри.
- Толя! – стучала она в дверь – Сейчас же открой! Я вижу, что у вас горит свет.
Услышав голос жены, Митя хотел идти к ней, но тут приоткрылась створка наверху, и кто-то стал спускаться по лестнице. Митя затаился.
- Осторожно – я поддерживал за попку Катю, и слюнки текли, и член вставал.
- Таак, это Вовка. А там кто?
Я обомлел: дядя Митя поднимался по лестнице.
- Таак, поднимайтесь-поднимайтесь – Митя уже разглядел, кого, поддерживал за попку соседский Вовка.
Сначала я испугалась. Но потом стало смешно – «Ну вернёмся мы на сеновал. А дальше? Пытать, что ли, нас станут?» - и успокоившись, залезла назад, и протянула руку Вовке.
С другой стороны, через лаз, уже лезла Клавдия Васильевна.
И вот мы стоим, и Толькины родители пялятся на меня. Наверное, всё бы обошлось обычным нравоучением. Но я, вдруг, увидела свои трусики на Толькином тюфяке.
Клавдия тоже увидела трусики.
И Митя увидел.
— Это что такое? – свистящим шёпотом, спросила мать Толика
Я знала, что за этим последует. Истерика. Обычная бабья истерика — Ой, да это мои. Я забыла надеть, когда пописила – и наклонившись, подняла трусики - Ну ладно, я пошла – и я пошла к лазу. Но только я ступила на перекладину лестницы, Дозор аж захлебнулся в злобном лае - Ой! – резво заскочила я назад, уронив одну шлёпку, от которой Дозор, жалобно заскулив и поджав хвост, позорно удрал – Собаку то уберите. Бешенства мне ещё не хватало.
- Толя! – мать пацана перехватила инициативу – Марш домой! Дозора в будку! Мальчики, по домам! Живо! Идём, отец!
Колька пошёл домой огородом, а мы с Вовкой вышли за ограду и перешли дорогу.
- Ччёрт! Клавдия Васильевна мамке расскажет.
- Про мои трусы? – усмехнулась я
- Дай их мне? – Вовка потянул мои трусики
- Дрочить будешь? – я взъерошила его волосы – Дрочи, не жалко.
- Ты ещё будешь с нами играть?
- Буду. Но место надо искать другое. Эта явка засвечена.
- Мы придумаем. Я пойду?
Я видела, что Вовке невтерпёж - Да иди-иди – милостиво разрешила я, и он, чуть ли не вприпрыжку – «Ребёнок, хым» - побежал к своему дому.
Вовка подождал, пока Катя не зашла в дом, и пошёл в туалет. Спустил трико и трусы, и дрочил до излияния на Катины трусики.
Я знала, что Вовка не зайдёт домой, пока не зайду я, поэтому зашла и стояла в сенях, прислушиваясь. И когда он стал стучать в дверь, чтобы открыли, и ему открыли, и он вошёл, я вышла, и пошла в баньку подмыться.
На самом деле прошло не десять минут. Почти час: от того момента, когда Толькина мама выключила свет, до того, когда она стала долбиться в дверь сарая.
Толька залез и уселся на свой тюфяк. С минуту мы переглядывались, как бы убеждая самих себя, что всё в порядке …
- Пронеслоо! – выдохнул Колька и мы, зажимая рты и давясь смехом, повалились на тюфяки.
И это малюсенькое происшествие сблизило нас, как заговорщиков. Мальчишки, толкая друг друга и прыская, всё смелее и смелее осматривали меня.
- «Неэт, они же сейчас осмелеют и полезут ко мне» - я показала им указательный палец правой руки, и пацаны, зажимая друг другу рты, закатились.
С улыбкой снисхождения к их детской непосредственности, я напомнила – Вы меня зачем сюда пригласили? Мы в карты будем играть? Или смихуёчками всё и закончится? Хватит ржать! – попыталась я изобразить свирепую харю, от чего пацаны, хватая животы и подвывая, катались по тюфякам.
- Ну всё – я встала и пошла к …
Веселье с них, как ветром сдуло. Подхватившись, они подскочили ко мне, и вцепившись в руки, заскулили – Неэт-неэт, не уходите, мы больше не будем …
- «Хм, дурачки. Я и не собиралась уходить»
Я села на Вовкин тюфяк, мальчишки тоже, придвинув свои, и Толька раздал карты.
Первый раз мы сыграли в полной тишине. В дураках остался Колька. Перетасовал и раздал.
Уже к концу партии, когда стало понятно, что в дураках опять Колька, он сказал – А что просто так? Неинтересно.
- На деньги – предложила я
- У нас нет денег
- На щелбаны, что ли?
- На желания
- Кукарекать?
- А вы исполните наше желание, если проиграете?
Три пары глаз, жадных до чувственных желаний, впились в меня.
- Ты выиграй сначала – бросила я Кольке – Ну и смотря какое желание? Вдруг вы пожелаете, чтобы я обнималась с хряком.
Поняли они или нет, что я хотела донести до них, вкладывая именно желание в последнюю фразу?
- Нет – за всех ответил Колька, и выпалил – Поцеловать
- Если выиграешь
- И вы разрешите поцеловать вас?
- Сдавай
Закон подлости? Или нет. Я проиграла.
В наступившей тишине я опять услышала, полные печали, шумные вздохи коровы, повизгивание поросят и шебуршание сонных кур. В глазах мальчишек надежда – «Разрешит?» - мешалась с презрением – «Обманула»
- По одному, вот сюда – я ткнула в щёку
Ближе всех был Вовка, и потянувшись, и привстав на коленях он чмокнул меня в щёчку.
За ним, подвинувшись ко мне, и тоже привстав, уже потянулся губёнками, с закрытыми глазёнками Толька, и вдруг дёрнувшись и облапав, упал на меня и вместе, мы завалились на тюфяк. Пока я соображала, что произошло, Толька, с круглыми глазами, покоился на мне, боясь шевельнуться ...
Прыснул, не удержавшись, Колька. Это он толкнул Тольку в спину. Мне стало жалко мальчишку, решившего, видимо, что поцелуя за такую шалость, пусть даже и не по его вине, он не получит — Целуй, что же ты – и я подставила губы, злорадствуя обзавидовавшемуся (наверное?) Кольке.
Толька припал к моим губам и я зажмурилась, едва сдержавшись от того, чтобы не стиснуть его в объятиях, и елозить им по себе.
- А ты – я села, оправляя футболку – Получишь обещанное, если я проиграю ещё раз.
Немного струхнувший Колька, приободрился – Раздавай … те
Я раздавала на двоих.
- А чё? – удивился Колька
- Они своё уже получили. А шансы у нас теперь равные. Подыгрывать дружки не будут.
Мальчишки покраснели.
Пацанам явно везло. Я проиграла.
Колька придвинулся ко мне – Я тоже хочу в губы
Я облизнула губы и слегка приоткрыла ротик, почти ощутив, как вспотели ладошки у мальчишек. И Колька (где насмотрелся?), встав на коленях и оказавшись выше, так что мне пришлось приподнять голову и чуть отклониться назад, обняв меня одной рукой, и положив другую на мои тити, впился. Взасос! Наглость мальчишки переходила все границы дозволенного, но я и сама уже едва сдерживалась. И не стала противиться. А Колька, пялясь, округлившимися от собственной наглости, глазёнками, щупал мои тити. Скривив губы, я смотрела прямо в его глаза и он (что он прочёл в моём взгляде?), продолжая мять тити правой рукой, левую двинул вниз по животу, и оттянул резинку трико …
Сработала цепная реакция или стадное чувство? В следующее мгновение на меня свалилась куча мала. Извиваясь и отталкивая друг друга, мальчишки задирали мою футболку и стягивали с меня трико.
И я отдалась. В самом буквальном смысле. Сама стянула с себя футболку, сняла трико и трусики, и растележилась на всех трёх тюфяках.
От их суетливой возни не было никакого толку — Раздевайтесь, и по одному ...
Но пацаны вдруг замерли - Вовча, давай ты первый … её ...
Я чуть в голос не заржала – А если я после Вовчи не захочу вас?
- Ты первый – и Колька сдёрнул трико с трусами с Тольки.
- «Бог мой» - я чуть не обсикалась от вожделения. Так невинна была его топырка. Так изящны были его, маленькие и сморщившиеся, яички ...
И опять, увидев, как беспомощно пытается он перебороть мальчишеский стыд перед взрослой девушкой, сжалилась, протягивая руки – Иди ко мне ….
Толька елозился свей писюлькой по моей киске, и неумело дёргался, пытаясь засунуть в меня, а я гладила его (всего!), покрывшегося пупырышками, и смотрела на Кольку и Вовку. Мальчишек трясло в похотливом ознобе. Я стиснула в ладонях Толькино лицо и поцеловала взасос - Теперь ты - и Колька, также неумело дёргался, но ему повезло больше: его топырка, на пару сантиметров, вошла в мою вагину. Мальчишка замер ... и жиганула струя, наполняя меня ... Он ссал в меня!!
Из пизды, с бульканьем, вытекала моча, а мальчишки, таращась на мою выбритую киску, щупали и совали пальчики.
- Вовча, давай ты её – и Колька подтолкнул Вовку.
Вовка встал и … в дверь сарая заколотили – Толяа!
Клавдия Васильевна всё никак не могла успокоиться. Клокочущее внутри не удалось обрушить на шалаву, и оно искало выхода - Митя – толкала она мужа – Ну как ты можешь быть таким бесчувственным чурбаном?
- Да успокойся, Клава. Ну пощупали пацаны девку. Эка невидаль. Я тоже тебя щупал. Помнишь?
- Нам было по семнадцать, мы были самостоятельные. А они мальчики, Митя. Что ты говоришь? А … а её трусы …
- Ну сказала же: ссала.
- Что-то мне не верится: трусы то, зачем снимать?
- Ты не снимаешь?
- Снимаю, конечно
- Так что спрашиваешь?
- Я же не снимаю совсем. То есть снимаю, но не раздеваюсь же при этом.
Муж молчал.
- Митя, а если она сняла трусы не для того чтобы поссать? А если она сняла их, чтобы они её … её … - Клавдия Васильевна не могла подобрать слово
- Мать, ну ты хватанула. Сама же сказала, они маль-чи-ки.
- Толя и Коля, мальчики. А у Вовы то поди уж вырос. Ты в бане не видел, какой у него?
Митю распирало и от смеха, и от злости одновременно - Я в баню хожу, чтобы смотреть у кого и насколько вырос?? Хочешь знать, вон Зинку подмени пару раз.
Клавдия вспомнила про разговор с Зинаидой, и уже собралась выложить мужу всё, что узнала о сыне, за последние полгода.
- В бане, вон, срать кто-то повадился. Поймать бы гадёныша (от слова – гадить, а не от змеи, если кто подумал), да носом натыкать!
Клавдия испугалась – «Неужели проболталась Зинаида?» - и резко сменила тему - А у тебя там, на сеновале, встаал! На шалаву, что ли? - она скользнула рукой под одеяло – И сейчас стоит. Ты о чём думаешь?
- На сеновале у меня встал на тебя – Митя переворачивал жену на живот – И сейчас на тебя стоит – Митя ставил жену раком ...
- Митя, что ты делаешь?? Мы же партийные. А если узнают?
Но Митя, засаживая жене, ойкающей от боли, уже ничего не слышал. Он представлял, что ебёт шалаву.
продолжение следует
Последнее редактирование:
