РОЛЕВЫЕ ИГРЫ
"- Слушай, у меня есть бесп...ы ауенная идея! – муж пнул меня куда-то под жопу коленкой, и похотливо добавил: - Тебе понравицца, детка.
Детка.
лять, тому, кто сказал, что бабам нравицца эта пиндосская привычка называть нас детками – надо гвоздь в голову вбить. Вы где этому научились, Антониобандеросы сраные?
Лично я за детку могу и %бнуть. В гычу. За попытку сунуть язык в моё ухо, и сделать им «бе-бе-бе, я так тибя хачю» – тоже. И, сколько не говори, что это отвратительно и ниуя ни разу не иратично – реакции никакой.
- Сто раз говорила: не называй меня деткой! – я нахмурила брови, и скрипнула зубами. – И идея мне твоя пох!%. Я спать хочу.
- Дура ты. – Обиделся муж. У нас сегодня вторая годовщина свадьбы. Я хочу разнообразия и куртуазности. Сегодня. Ночью. Прям щас. И у меня есть идея, что немаловажно.
Вторая годовщина свадьбы – это, конечно, п-дец какой праздник. Без куртуазности и идей ну никак нельзя.
- Сам мудак. В жопу всё равно не дам. Ни сегодня ночью. Ни прям щас. Ни завтра. уёвая идея, если что.
Муж оскорбился:
- В жопу?! Нужна мне твоя срака сто лет! Я ж тебе про разнообразие говорю. Давай поиграем?
Ауеть. Геймер, ля. Поиграем. В два часа ночи.
- В дочки-матери? В доктора? В прятки? В «морской бой»?
Со мной сложно жыть. И ибацца. Потому в оконцовке муж от меня и съёбся. Я ж слОва в простоте не скажу. Я ж всё с подъебоном…
- В рифмы, ля! – не выдержал муж. Пакля!
- Хуякля. – На автомате отвечаю, и понимаю, что извиницца б надо… Годовщина свадьбы веть. Вторая. Это вам не в тапки срать. – Ну, давай поиграем, уле там. Во что?
Муж расслабился. До п-дюлей сегодня разговор не дошёл. Уже хорошо.
- Хочу вы-ть школьницу!
Выпалил, и заткнулся.
Я подумала, что щас – самое время для того, чтоб многозначительно бзднуть, но не смогла как не пыталась.
Повисла благостная пауза.
- Ладно, чотам… Я тебе потом в КПЗ буду сухарики и копчёные окорочка через адвоката передавать. Как порядочная.
Супруг в темноте поперхнулся:
- Ты %бнулась? Я говорю, что хочу как будто бы вы-ть школьницу! А ей будеш ты.
Да гавно вопрос! Чо нам, кабанам? Нам што свиней резать, што бацца – лиш бы кровища…В школьницу поиграть слабо во вторую годовщину супружества штоле? Как нех!% делать!
- Ладно, уговорил. Чо делать-то надо?
Самой уж интересно шопесдец.
Кстати, игра в школьницу – это ещё х!%ня, я чесно говорю. У меня подруга есть, Маринка, так её муж долго на жопоеблю разводил, но развёл только на то, чтоб выебать её в анал сосиской. Ну, вот такая весёлая семья. Кагбутта вы прям никогда с сосиской не еблись… Пообещал он ей за это сто баксоф на тряпку какую-то, харкнул на сосиску, и давай ею фрикции разнообразные в Маринкиной жопе производить. И увлёкся. В общем, Маринка уже перецца от этого начала, глаза закатила, пятнами пошла, клитор налимонивает, и вдуг её муж говорит: «Упс!». Дефка оборачивается, а муш сидит, ржот как лось бамбейский, и сосисную жопку ей показывает. Марина дрочить перестала, и тихо спрашывает: «А где остальное?», а муш (кстати, ево фамилие – Петросян. Нихуя не вру) уссываецца, сукаля: «Где-где… В жопе!» И Марина потом полночи на толкане сидела, сосиску из себя выдавливала. Потом, кстати, пара развелась. И сто баксоф не помогли.
А тут фсего делов-то: в школьницу поиграть!
Ну, значит, Вова начал руководить:
- Типа так. Я это вижу вот как: ты, такая школьница, в коричневом платьице, в фартучке, с бантиком на башке, приходиш ко мне домой пересдавать математику. А я тебя е%у. Как идея?
- Да п-дец просто. У меня как рас тут доуя школьных платьев висит в гардеробе. На любой вкус. А уж фартуков как у дурака фантиков. И бант, разумееца, есть. Парадно-выгребной. Идея, если ты не понял, какая-то уёвая. Низачот, Вольдемар.
- Не ссы. Мамин халат сп-дить можешь? Он у неё как раз говнянского цвета, в темноте за школьное платье прокатит. Фартук на кухне возьмём. Пох!%, что на нём помидоры нарисованы. Главное – он белый. Бант пох!%, и без банта сойдёт. И ещё дудка нужна.
Какая, ля, дудка????????? Дудка ему науя?????
- Халат спизжу, нех!% делать. Фартук возьму. А дудка зачем?
- Дура. – В очередной раз унизил мой интеллект супруг. – в дудке вся сила. Это будет как бы горн. Пионерский. Сечёш? Это фетиш такой. И фаллический как бы символ.
Секу, конечно. Мог бы и не объяснять. В дудке – сила. Это ж все знают.
В темноте крадусь на кухню, снимаю с крючка фартук, как крыса Шушера тихо вползаю в спальню к родителям, и тырю мамин халат говняного цвета. Чтоб быть школьницей. Чтоб муж был щастлив. Чтоб пересдать ему математику. А разве ваша вторая годовщина свадьбы проходила как-то по-другому? Ну и мудаки.
В тёмной прихожей, натыкаясь сракой то на холодильник, то на вешалку, переодеваюсь в мамин халат, надеваю сверху фартук с помидорами, сую за щеку дудку, спизженную, стыдно сказать, у годовалого сына, и стучу в дверь нашей с мужем спальни:
- Тук-тук. Василиваныч, можно к вам?
- Это ты, Машенька? – отвечает из-за двери Вова-извращенец, - Входи, детка.
Я выплёвываю дудку, открываю дверь, и зловещим шёпотом ору:
- Сто первый раз говорю: не называй меня деткой, удмурт!!! Заново давай!!!
- Сорри… - доносицца из темноты, - давай сначала.
Сую в рот пионерский горн, и снова стучусь:
- Тук-тук. Василиваныч, к Вам можно?
- Кто там? Это ты, Машенька Петрова? Математику пришла пересдавать? Заходи.
Вхожу. Тихонько насвистываю на дуде «Кукарачю». Маршырую по-пианерски.
И ауеваю.
В комнате горит ночник. За письменным столом сидит муж. Без трусов но в шляпе. Вернее, в бейсболке, в галстуке и в солнечных очках. И что-то увлеченно пишет.
Оборачивается, видит меня, и улыбаецца:
- Ну, что ж ты встала-то? Заходи, присаживайся. Можешь подудеть в дудку.
- Васильиваныч, а чой та вы голый сидите? – спрашиваю я, и, как положено школьнице, стыдливо отвожу глаза, и беспалева дрочу дудку.
- А это, Машенька, я трусы постирал. Жду, когда высохнут. Ты не стесняйся. Можешь тоже раздецца. Я и твои трусики постираю.
Вот п-дит, сволочь… Трусы он мне постирает, ога. Он и носки свои сроду никогда не стирал. Сука.
- Не… - блею афцой, - Я и так без трусиков… Я ж математику пришла пересдавать всё-таки.
Задираю мамин халат, и паказываю мужу пе-ду. В подтверждение, значит. Быстро так показала, и обратно в халат спрятала.
За солнечными очками не видно выражения глаз Вовы, зато выражение уя более чем заметно. Педофил, ля…
- Замечательно! – шепчет Вова, - Математика – это наше фсё. Сколько будет трижды три?
- Девять. – Отвечаю, и дрочу дудку.
- Маша! – Шёпотом кричит муж, и развязывает галстук. – ты гений! Это же твёрдая пятёрка беспесды! Теперь второй вопрос: ты хочешь потрогать мою писю, Маша?
- Очень! – с жаром отвечает Маша, и хватает Василиваныча за х!%, - Пися – это вот это, да?
- Да! Да! Да, ля! – орёт Вова, и обильно потеет. – Это пися! Такая вот, как ты видишь, писюкастая такая пися! Она тебе нравицца, Маша Петрова?
- До оуения. - отвечаю я, и понимаю, что меня разбирает дикий ржач. Но держусь.
- Тогда гладь её, Маша Петрова! То есть нах!%! Я ж так кончу. Снимай трусы, дура!
- Я без трусов, Василиваныч, - напоминаю я извру, - могу платье снять. Школьное.
Муж срывает с себя галстук, бейсболку и очки, и командует:
- Дай померить фартучек, Машаля!
Нет проблем. Это ж вторая годовщина нашей свадьбы, я ещё помню. Ну, скажите мне – кто из вас не е***ся в тёщином фартуке во вторую годовщину свадьбы – и я скажу кто вы.
- Пожалуйста, Василиваныч, меряйте. – снимаю фартук, и отдаю Вове.
Тот трясущимися руками напяливает его на себя, снова надевает очки, отставляет ногу в сторону, и пафосно вопрошает:
- Ты девственна, Мария? Не касалась ли твоего девичьего тела мушская волосатая ручища? Не трогала ли ты чужые писи за батончег Гематогена, как путана?
Хрюкаю.
Давлюсь.
Отвечаю:
- Конечно, девственна, учитель математики Василиваныч. Я ж ещё совсем маленькая. Мне семь лет завтра будет.
Муж снимает очки, и смотрит на меня:
- ля, ты специально, да? Какие семь лет? Ты ж в десятом классе, дура! Тьфу, теперь х!% упал. И всё из-за тебя.
Я задираю фартук с помидорами, смотрю как на глазах скукоживаецца Вовино барахло, и огрызаюсь:
- А уле ты меня сам сбил с толку? «Скока буит трижды три?» Какой, ля, десятый класс?!
Вова плюхаецца на стул, и злобно шепчет:
- А мне что, надо было тебя просить про интегралы рассказать?! Ты знаешь чо это такое?
- А науя они мне?! – тоже ору шёпотом, - мне они даже в институте нах!% не нужны! Ты ваще что собираешься делать? Меня е-ть куртуазно, или алгебру преподавать в три часа ночи?!
- Я уже даже дрочить не собираюсь. Дура!
- Сам такой!
Я сдираю мамашин халат, и лезу под одеяло.
- лять, с тобой даже поебацца нормально нельзя! – не успокаиваецца муж.
- Это нормально? – вопрошаю я из-под одеяла, и показываю ему фак, - Заставлять меня дудеть в дудку, и наряжацца в х!%ню разную? «Ты девственна, Мария? Ты хочеш потрогать маю писю?» Сам её трогай, уедрыга! И спасибо, что тебе не приспичило вы-ть козлика!
- Пожалуйста!
- Ну и фсё!
- Ну и фсё!
Знатно пое***ись. Как и положено в годовщину-то. Свадьбы. Куртуазно и разнообразно.
В соседней комнате раздаёцца деццкий плач. Я реагирую первой:
- Чо стоишь столбом? Принеси ребёнку водички!
Вова, как был – в фартуке на голую жопу, с дудкой в руках и в солнечных очках, пулей вылетает в коридор.
… Сейчас сложно сказать, что подняло в тот недобрый час мою маму с постели… Может быть, плач внука, может, жажда или желание сходить поссать… Но, поверьте мне на слово, мама была абсолютно не готова к тому, что в темноте прихожей на неё налетит голый зять в кухонном фартуке, в солнечных очках и с дудкой в руке, уронит её на пол, и огуляет уем по лбу…
- Славик! Славик! – истошно вопила моя поруганная маман, призывая папу на подмогу, - Помогите! Насилуют!
- Да кому ты нужна, путана
? – раздался в прихожей голос моего отца.
Голоса Вовы я почему-то не слышала. И мне стало страшно.
- Кто тут? Уберите член, мерзавец! Извращенец! Геятина мерская!
Мама жгла, беспесды.
- Отпустите мой х!%, мамаша… - наконец раздался голос Вовы, и в щель под закрытой дверью спальни пробилась полоска света. Вове наступил п-дец.
Мама визжала, и стыдила зятя за непристойное поведение, папа дико ржал, а Вова требовал отпустить его член.
Да вот х!% там было, ага. Если моей маме выпадает щастье дорвацца до чьего-то там %уя – это очень серьёзно. Вову я жалела всем сердцем, но помочь ему ничем не могла. Ещё мне не хватало получить от мамы песдюлей за сворованный халат, и извращённую половую жызнь. Так что мужа я постыдно бросила на произвол, зная точно, ЧЕМ он рискует. Естественно, такого малодушия и опёздальства Вова мне не простил, и за два месяца до третьей годовщины нашей свадьбы мы благополучно развелись.
Но вторую годовщину я не забуду никогда.
Я б и рада забыть, честное слово.
Но мама… Моя мама…
Каждый раз, когда я звоню ей, чтобы справицца о её здоровье, мама долго кашляет, стараясь вызвать сочувствие, и нагнетая обстановку, а в оконцовке всегда говорит:
- Сегодня, как ни странно, меня не п-дили по лицу мокрым уем, и не выкололи глаз дудкой. Стало быть, жыва.
Я краснею, и вешаю трубку.
И машинально перевожу взгляд на стенку. Где на пластмассовом крючке висит белый кухонный фартук.
С помидорами.
Я ж п-дец какая сентиментальная…"
(с) voffka.com
