ЗИНКА
                                     Пролог
        К середине декабря навалило снегу, но было тепло. 
       Для Сибири, мороз в три-четыре градуса – это оттепель.
         Мартыниха шла на утреннюю дойку.  Избёнка Мартынихи стоит на отшибе, идти ей через всю деревню, вот и встаёт баба ни свет ни заря.
          Шёл пятый час утра.   Или ночи?      Ущербная, стареющая луна желтела на чёрном, усыпанном звёздами, небосводе. Мартыниха в валенках с калошами, в телогрейке и стареньком пуховом платочке. Мартынихе уже седьмой десяток, но баба ещё шустрая –ходит в клуб на дискотеки.
          Свёрток Мартыниха заметила издалека – на зрение не жаловалась.  Свёрток лежал сбоку от дороги, и подойдя ближе, она увидела следы, и вытоптанное место.  Шевельнулось под сердцем тревожное предчувствие.   Мартыниха смотрела на свёрток, но подойти не решалась.   Наконец, бормотнув – Господи! – и перекрестившись, подошла и ахнула.  Сердце зашлось: в свёртке спал младенец.
          Заканчивался 1992 год.
          Страна шла вразнос.
                                                               1
    Зинка продрала зенки.    За окном темень, в избе холодрыга, во рту кошки насрали. Кутаясь в рваный, задрыпаный полушубок, которым и укрывалась, поднялась со старого, скрипучего диванчика.   На этом диванчике, пять лет назад, тихо умерла Мартыниха. 
Зинке двадцать пять, но выглядит на все сорок.  Зинка, босиком, вышла в сенцы, нащупала ногой поганое ведро – присела над ним и поссала. Входная дверь была приоткрыта, и Зинка замкнула её на крючок. Вернулась в избу, зачерпнула кружкой холодной воды из ведра на кухне, и клацая зубами, не то от холода, не то с похмелюги – выпила. Вернулась к диванчику и завалилась на него, закутавшись в полушубок.
     Зинка пялилась в потолок, а он плыл по кругу. Зинка закрыла глаза, но движение по кругу продолжилось, её замутило, к горлу подкатил тошнотный комок и Зинку вырвало. На пол.
       Вытирая ладонью, измазанный блевотиной, рот, Зинка громко икала, но тошнота прошла и больше не круговертило.
          …
     Георгий смотрел почту, когда зазвонил сотовый.
       - Жора … - он едва узнал голос Валентины, двоюродной сестры и сердце сжалось, а от затылка, по спине, расползался холодок
             - Жора, твой папа умер ... вчера …
              В одно мгновение всё вокруг выцвело и утратило смысл. Всё.
               - Папка …. – скрипя зубами от бессилия, он опускался на колени.
              - Жора, завтра похороны ...
              - Я приеду сегодня … – выдохнул он, упал ничком и застонал, катаясь по полу.
              Позвонил жене.   Таня охнула и сказала, что сейчас придёт.
            Она пришла, и они собрались, и поехали на вокзал, на электричку.
            В электричке было пусто: рабочий день.
           Он сидел у окна и смотрел на проплывающий мимо, однообразно-унылый, заснеженный мир. Жена сидела напротив, смотрела на него жалостливо, и попытавшись заговорить раз, и другой, тоже уставилась в окно.
             В райцентре их встретил Серёга, муж Валентины.
             От вокзала до деревни шесть километров.
            - Что случилось? – глухо спросил он, когда Серёга, переехав ж/д пути на выезде из райцентра, переключил на третью.
             - Он на живот жаловался. Думали обострение гастрита, вызвали скорую. Его забрали, а в первом часу ночи позвонили. Не гастрит был … язва ... Мы не стали ночью звонить, всё равно уже … - Сергей помолчал, потом добавил – Он опять стал выпивать … Я с ним разговаривал, и Валентина тоже … Но ты же знаешь его … Послал.
              - Он … в больнице?
              - Дома уже. Ему же сделали операцию. Вскрытие не понадобилось. Гроб столярка сделала за счёт совхоза. Оградку я купил. Пока поставим крест …
           Сергей замолчал, сворачивая на улицу, где был дом родителей.
         Крышка, обитая чёрным сатином, стояла на улице, прислонённая к стенке веранды. Рядом стоял крест.
  Отец лежал в гробу, поставленном на два табурета, в зале.   На стульях, на диване, и на лавочке у стены, сидели люди.   Было нетоплено, поэтому сидели в верхней одежде.
     Кто-то, из деревенских, узнав Георгия, встал со стула, кто-то со скамейки.
    Они сели.
      Сергей, сняв шапку, стоял в дверном проёме.
      Черты лица, отца, заострились, он как-то усох и показался таким маленьким. В изголовье горела свеча, и стояла иконка с образом. К запаху свечного дымка уже примешивался другой, хотя в доме было нетоплено и холодно.
        Люди вставали и уходили.  Входили и садились другие.  Время застыло.
         Заходившие, молча постояв, или посидев, молча и уходили. И только двое стариков, Георгий узнал их – это были отцы его одноклассников, о чём-то, полушёпотом, переговаривались.
         Позже, когда они ехали в город, жена ему говорила – А эти, двое, знаешь о чём говорили?
    Георгий скривил губы.
        - Один говорил другому, что держит кроликов, и что их мясо, полезное и питательное. Представь?
         Георгий пренебрежительно кивнул – Я сидел ближе, и не слышал о чём они говорят. А ты сидела за мной, и расслышала? (Таня стала жаловаться на слух, и в последнее время, всё чаще переспрашивала).
          - Может потому, что ты не прислушивался?
           - Наверное.
            Ни о чём не хотелось говорить, никого не хотелось слушать, и ни о чём не хотелось думать. Таня замолчала.
                …
      Когда за окном стемнело, пришла Валентина, и наклонившись к Георгию, сказала – Жор, пойдёмте к нам, поужинаете, да и спать. Здесь холодно, Сергей не стал топить.  Они ещё постояли и вышли.
             Валентина шла справа, Таня, слева от него.
            - Жор, мы в столовой заказали обед на пятьдесят человек. Хлеб они сами испекут, и продукты свои, деньги потом отдадим.
           Он вспомнил про деньги, и достав из кармана, протянул Валентине – Здесь двенадцать тысяч.
           - Гроб, совхоз за свой счёт сделал. Оградку Серёжа купил, пока поставим крест …
            - Валь, Серёга уже всё рассказал.
            Валентина замолчала.
              У сестры было жарко натоплено, и даже душновато.
              - Валь, а чё, девчонки не приехали?
              - Они же там, Жор. Не узнал?
              - Да я ни на кого не смотрел.
               - Они ещё немного посидят и придут. На ночь бабушки останутся.
             Их хотели уложить на кровать, но Георгий попросил постелить на полу.
             Он лежал, подложив руки под голову. Жена, притулившись к правому боку, ровно засопела через несколько минут. Он услышал, как пришли племянницы и закрыл глаза.
       Дверь в спальню приоткрылась – Спят уже –шёпотом сказал кто-то, и дверь прикрыли.
              Он лежал, погружаясь в воспоминания …
                                         2
      К утру жар выветрился и стало прохладно.
       Валентина с Сергеем встали затемно, и он слышал, как они мешали корм свиньям, как поскрипывали половицы и накатывал холодный воздух, когда открывали и закрывали дверь.
        Задрёмывал и снова просыпался.
        Валентина заглянула в восемь часов – Не спите?
        - Встаём, Валь.
         Сходили в туалет, сполоснули лицо и позавтракали.
         - Девчонок не бужу, пусть выспятся – сказала Валентина, убирая посуду.
           Они оделись и пошли в отцовский дом.
           - Мы с Сергеем чуть позже придём – проводив их до калитки, сказала сестра.
           Сергей встретился им.  Он шёл с каким-то мужчиной, которого Георгий, сначала, не узнал.  Они поздоровались.
           - Мы с Лёпой … («Лёпа!» - вспомнил Георгий) … на кладбище. Там всё снегом замело, Лёпа место укажет … Копателям ...
           - Земля поди замёрзла?
           - Парная. Вишь какая теплынь – ответил Лёпа – Греть не надо.
           - Мы, с Валентиной, через полчасика придём.
          В доме уже были люди и стало немного теплее.
          …
          По улицам, за машиной (выделил совхоз) шло с полсотни человек.
          До кладбища дошли десятка два.
           Постояли.
           Попрощались.
           Закопали.
           Установили крест и венки.
           Ещё постояли и потянулись назад.
          …
           В доме отца, в зале, уже стояли, сдвинутые, два стола. На столах водка и хлеб. На кухне две женщины, из столовой, разливали борщ в тарелки и несли в зал.
            Поминки.
            Одни садились и поминали. Другие стояли в прихожей и ждали, когда освободится место за столами.
            Быстро стемнело.    
  Он вышел на крыльцо, и прислонившись к стенке веранды, смотрел в небо.
     Кто-то шёл от калитки.
        - Дай закурить.
        - Я не курю – он даже не взглянул.
        Он был похож на отца, и Зинка узнала.  Она заглянула в его глаза. Там была пустота.
       - Хочешь?
       - Где?
       - Пойдём.
          И он пошёл с нею. Как был. Не вернувшись в дом, чтобы одеться.
      Зинка шла впереди, чуть выставив левое плечо и также, чуть, наклонив голову, как будто от ветра отворачивалась.
       Совхоз, за прошедшие годы, не разросся и избёнка Мартынихи (теперь Зинкина) так и стояла на отшибе. Окна, не запотевшие, тускло поблёскивали в темноте. Ограды не было. Построек, кроме разваливающегося туалета, тоже.  Дом выглядел нежилым. Входная дверь не была заперта на замок, да и замка, похоже, не было.
       - Я схожу поссу – грубовато бросил он ей в спину.
       Она притопывала, стряхивая налипший снег с валенок  - Да можешь ссать где угодно. Всё равно никто не увидит - Зинка шагнула в сени, а он направился к туалету.
      Дверь была прислонена к створу. Петли давно проржавели и сломались. Он сдвинул дверь и сморщился. Намёрзшее, давно не срубавшееся и оплывшее от тепла говно, торчало из очка, словно горб. Двинув дверь на место, отошёл и поссал.
                                      3
          Зинка открыла дверь и вошла.
         В накуренной, и освещающейся от керосиновой лампы (типа «Молнии», которую заправляли солярой) кухне, сидели деревенские забулдыги: две женщины, Нинка и Ленка, и Лёпа.  Лёпе было под пятьдесят, но в деревне никто не называл его по имени. А может и не помнили уже.  Возраст бабёнок, определить, было невозможно, в принципе.
          - Зинка! - вскинулась одна из них – Ты где, сука, шляешься? У них жратвы осталось: заказывали на пятьдесят человек, а пришли сорок. Мы с Ленкой целую кастрюлю борща принесли. Он горячий ещё. А Лёпа, вон, пару бутылок водки ум …
          Дверь открылась, и вошёл Георгий.
        Бабёнки сразу всё смикитили, и встав из-за стола, вышли из кухни и потянули, с приколоченной к стене вешалки, платки.
        А Лёпа, узнав Георгия, подошёл к нему.
         – Жора! -  трепал он его руку – Жора, твой батя был мужик. Настоящий мужик. Говорил, что думал. За словом в карман не лез. Недолюбливало его за это начальство, зато уважали. Ну и … – он подмигнул – … и с бабами … помню, ты в армии был, тётя Дуня ещё жива была, а он с Татарчихой …
       Бабёнки схватили Лёпу под руки, и поволокли из избы. Зинка вышла следом, закрыла за ними входную дверь на крючок и вернулась.
      Георгий сидел за столом, подперев голову рукой.
    Зинка тоже села.
      - Давай помянем … дедушку – она взяла один из стаканов, с остатками водки.
      Георгий взял другой, и они выпили.
       - Поешь?
       Он качнул головой.
        Зинка наливала в тарелки борщ.  Тарелки и ложки принесли бабёнки.
      - А чё … – когда Зинка, поставив тарелки с борщом, села – … света нет?
       - Отключили за неуплату – вздохнула Зинка, черпая ложкой борщ – Ты ешь-ешь.
      Георгий съел две ложки – Отопление тоже за неуплату?
       - Отопление в деревне всем отключили. Оставили детсад, школу и сельсовет.
      - Помянем … -  он плеснул водки в стаканы, и они выпили.
        Молча доели борщ.
        - Ещё?
        - Давай. Чё то аппетит разгулялся.
       Зинка хмыкнула - Тебе холодно? Я могу печку растопить. Дрова есть.
       - Где у тебя дрова? Даже забора нету. Разве что дверь от туалета разломать, всё равно толку с неё ни хуя.
         Водка развязала язык.
        - В чулане есть немного колотых. А чурбаны под снегом, их ещё колоть надо.
       - И откуда у тебя дрова? За них ведь платить надо … Или ты натурой? - он с усмешкой посмотрел на Зинку, уплетающую борщ за обе щёки.
        Зинка доела борщ и облизывала ложку.
        - Да ты налей ещё. Целая кастрюля ведь.
        - Неээ, хватит. А то будет бултыхаться, когда … – и она посмотрела на него сальными глазами.
        - Блядь! А я уже и забыл, зачем сюда пришёл – он улыбнулся, а Зинка засмеялась.
        - У меня тополь во дворе стоял. Большоооой – Зинка даже привстала – Его летом спилили. Ветром отломило ветку, и она провод оборвала …
        - А говоришь, за неуплату …
       Переход был слишком сложный, и Зинка оторопело на него пялилась.
       - Ну спилили … – он отодвинул пустую тарелку – А кто распиливал? Сама? У тебя поди и пилы нет?
        - Неээ, пилы нету. Валерка распилил.
        - Какой Валерка? Полунин?
        - Неээ, они приезжие. Лет семь назад из Казахстана приехали.
        - У него семья?
        - Развёлся он.
         - Из-за тебя?
         Зинка хихикнула – Неээ, выгнала она его. Он такой … блядун.
          - И как ты, с блядуном, рассчиталась?
          Зинка потупила глаза.
          Георгий усмехнулся: его умилила стеснительность девушки.
           - А Валерка работает?
           - Какой?
           - Который блядун.
          Зинка разулыбалась – Скотником. На ферме.
          - Алименты исправно платит? Дети у него есть?
          Зинка покачала головой – Она их с собой забрала. Трое.
           - Ладно, чё мы про детей то … хотя …  – он улыбнулся – … по теме. Веди в апартаменты, Зинаида – и встал.
            Зинка зарделась, как маков цвет, поднесла ко рту и прикусила большой палец, и не поднимая на него глаз, встала, повернулась и пошла в комнату.
            Он прикрутил лампу, и расстёгивая ремень брюк, пошёл за ней.
       Зинка сидела на диванчике, сдвинув ноги, выпрямив спину, с прижатыми, к груди, руками.   Он подошёл к ней вплотную и отпустил ремень. Брюки, зашуршав, свалились к ногам. Член уже оттопыривал плавки и он, оттянув резинку, вызволил его.  Зинка, всё также, сидела, словно истукан.
         - Сними с меня сапоги, и давай не тяни, раздевайся. А то я замёрзну, пока ты растележишься -  похоть, сдобренная водкой, расползалась по жилам, распаляя желание.
   Зинка подчинилась, и опустившись на колени, расстёгивала и снимала с него сапоги. Он стянул с себя джемпер и бросил на диванчик.  Холода, ни голыми ногами, ни торсом не ощущал. Зинка выпрямилась и стала раздеваться, а он, прихватив её за талию, тёрся, торчащим членом, по ляжкам.
        - Тебе как?
       Он держал её за жопу, и двигая туда-сюда, тыкался членом между ног. Её титьки мялись об его грудь, а руки обвили шею.
       - Раком – и он поворачивал её, не выпуская из объятий, и член упруго отгибался, в сторону вращения её тела, выискивая ложбинки.
     Зинка стояла раком, опустив голову на руки.  В темноте, к которой уже привыкли глаза, белела её жопа.  Георгий гладил ягодицы, слегка пощипывая кожу, покрывшуюся пупырышками.  Он жался к жопе животом и тёрся, а руками гладил бёдра, заводя внутрь, и касаясь лобка, вёл пальцами вниз, пропуская сквозь них поскрипывающие волосы.    
  - Тебя трахали в жопу?
  - Нет.
  - Я хочу в жопу.
  - А можно?
  - Можно … только … – он пощупал Зинку; мунька была горячая и влажная, а жопа сухая  - Вот – он сунул к её лицу два пальца правой руки – Обслюнявь.
    Зинка взяла пальцы в рот и обмусолила.
    - И ещё … – он прижал ладонь к её рту – сплюнь
  Зинка шумно втянула носом воздух, вместе с соплями, и смачно харкнула. Георгий, невольно, улыбнулся в темноте. Он прижал ладонь к анусу, и размазал по нему и ложбинке харчок. Ткнул указательным пальцем в анус, вдавил и совершал фрикции.
    Его левая рука лежала на спине и Зинка, потянув, прижала её к титькам.
  Он мял, с какой-то ненасытной жадностью, груди, продолжая делать фрикции, потом вытащил палец, и прижав к анусу два, запихал и продолжил.
      Пока он ласкал её одним пальцем, было немного щекотно, но Зинка сдержалась. А когда он засунул два пальца, ощущения изменились, и Зинка стала прислушиваться к ним.
     Желание нарастает, и вот он уже тычется возбудившимся членом, направляя в анус. Зинка вздрагивает, а он, сжимая её бёдра, толчками протискивает залупу сквозь зажатый сфинктер. Зинке больно, но она терпит, закусывая губу, а он, с усилием запихивая член в её жопу и разжигаясь похотью и покорностью, вытягивает полностью и …
        И засаживает!
        Зинка кричит от боли, а он, теряя обладание, впиваясь побелевшими пальцами в кожу, ебёт и насилует Зинку, упиваясь властью.
          Он ебал её.  Он насиловал её.  Зинка вскрикивала, но насилию не противилась, и излившись, и услышав её стоны, он пришёл в себя. И вытягивая из жопы, уже мягчеющий член, спросил – Тебе больно? Почему не противилась?
            - Мне тебя жалко ... – Зинка всхлипнула ...
       И чувства, подавленные страшным горем, встрепенулись. Он вдруг осознал, что воспользовался её жалостью, чтобы удовлетворить свою похоть.
       - О Ббоже - прошептал он, и развернул Зинку, и приподнял, и прижал – Прости ... прости меня, прости ... – и всё гладил и гладил плечи, и голову, и Зинка разрыдалась.
         В голос.
          Он сжал её лицо в ладонях, и целовал глаза, нос, щёки, губы, и Зинка успокаивалась, и он прижал её к груди, и слёзы, накипавшие в уголках глаз, покатились по щекам ...
        Зинка отстранилась, взглянула на него и увидев, что он плачет, затормошила его – Не плачь, не плачь, миленький. Ну хочешь, изнасилуй меня ещё раз. Ещё раз, в жопу.
           - Зинка – он улыбнулся, смахивая слёзы – Зинка, ты совсем глупенькая Я не плачу – и опять прижал её.
            Его сердце гулко тукалось в груди.  Зинка улыбалась.
                                        4
- Ты где был?! Тебя почти час не было.
- Я по деревне ходил
- Вот так?! Ты же простынешь, заболеешь … Говорят тебя видели, как ты с какой-то женщиной ушёл
  - Зинка … Просто шла впереди
- Говорят про неё, блядь местная … Говорят, что все деревенские забулдыги в её доме гужуются.
   Он молчал
   - Ты у неё был?
  - Тань, ей двадцать пять, мне пятьдесят восемь. Что я там забыл? И почему сразу - блядь?
- Так сказали
  - Она, сын полка.
  - В каком смысле?
  - Найдёныш. Её же растили всей деревней. Мартынихе помогали, кто чем мог. Мартыниха, как нашла её, уволилась с фермы и жила на одну пенсию. Какую воспитали, такая и есть. Она то в чём виновата, Тань?
  - А ты чего её так защищаешь? Уже трахнул?!
  - Да! В жопу!
  Смешок, короткий и нервный – Ты серьёзно?
   - Тань, ну а что я должен сказать? Нет - ты не поверишь. Сказал да, ты не воспринимаешь это всерьёз.
    - Я тебя совсем перестала понимать
     - А что меня понимать? Простой, как три залупы вместе.
     - Фуу, зачем так грубо?
     - Там по-другому немного: тупой, как три залупы вместе.
      - Это не ты, это я тупая, как … - Таня улыбнулась, попытавшись представить тупость в три залупы вместе.
    - Есть другое выражение: тупой, как три пима вместе.
    Таня опять улыбнулась
     - Тань, ты чего?
     - Да я просто представила: тупость в три пима, много больше, чем в три залупы
      - Смотря какая залупа, и смотря какой пим?
      - Ты это серьёзно? Залупа может быть больше п … Фууу. О чём я говорю? В какие игры ты со мной играешь? - Таня помолчала – Я уже забыла, с чего начала.
       - Я мог простыть и заболеть …
        - Нет, я что-то другое хотела сказать ... Ладно, иди одевайся. Пойдём к Валентине. Здесь нетоплено, холодно. Закрой на замок. Посуду мы помыли. Убрались немного. Иди одевайся, я здесь подожду.
   К середине декабря навалило снегу, но было тепло.
   Для Сибири, мороз в три-четыре градуса – это оттепель.
З. Ы.
Деревенские частушки про Зинку:
Зинка жопою виляет,
Зинка дразнит пацанов,
На деревне каждый знает,
Зинка ходит без трусов
Если Зинка сядет срать,
Далеко её видать,
Распугает всех котов,
Зинка ходит без штанов
Подмывалась в баньке Зинка,
Подтиралась подолом,
Из пизды торчит дубинка,
Зинка трахалась с ментом
Зинку трахали в кустах,
С всей округи мужики,
Показали в новостях,
Засуньте в жопу языки!
16.05.17    отредактировано 15.01.22